— Правду, Мэгги.
— Я сказала тебе все, что знала.
— Все ли?
Она тяжело вздохнула.
— Клянусь Богом, это правда… Что-то я в твоем присутствии начинаю ощущать одиночество… Мне уже хочется поехать к Мамми.
— Ничего удивительного. Вы обе весьма странные леди. Особенно Мамми, торгующая человеческим телом.
— Мамми — совершенно нормальная женщина. — Мэгги пожала плечами. — Чем бы Мамми ни занималась, она не заслуживает того, чтобы погибнуть от рук убийцы.
— Справедливо. Но почему ты подвергла риску свою жизнь?
— Я об этом не думала. Во-первых, я боялась за Мамми, ну а во-вторых, увидев драку, испугалась за тебя… — Ее голос задрожал и прервался. При этих словах Шона накрыло теплой волной.
— Кто был второй человек? Его имя и адрес — если это возможно.
Шон бросил взгляд на заготовленный лист бумаги и отточенный карандаш.
Мэгги промолчала.
Он поднял на нее глаза.
— Его зовут Люсьен. Люсьен де Во. Не знаю точно, где он сейчас живет. Я не видела его несколько лет, пока он неожиданно не пришел ко мне в магазин.
— Значит, старый друг? — спросил Шон, глядя на нее в упор. — Или быть может, давний любовник?
— Этот вопрос имеет непосредственное отношение к полицейскому протоколу?
Шон положил карандаш на стол.
— Это имеет непосредственное отношение ко мне.
Мэгги выдохнула.
— Можно мне домой?
— Значит, давний любовник. И когда у вас произошел разрыв?
— Много лет назад. Правда.
— Когда же?
— Не помню!
— Скажи, почему Мамми так налегает на чеснок?
— Что? — удивилась она.
— Да так, мелю всякую ерунду… Не обращай внимания. — Шон положил карандаш на стол и взял Мэгги за руку: — Пойдем, а?
— Как, вместе?
— Да.
— В последнее время ты был ужасно груб.
— Считай, что это самозащита.
— Уверена, на свете есть не такие грубые полисмены.
— Милая моя, я единственный коп, имеющийся в твоем распоряжении. Пойдем, а?
Шон открыл ящик, достал несколько обойм и перезарядил свой пистолет. Потом, подхватив Мэгги под локоток, вывел ее на улицу.
Шон хотел, чтобы от преступника их отделяло максимальное расстояние. Поэтому повез Мэгги на фамильную плантацию Монтгомери.
Она ждала его в фойе, пока он с пистолетом в руке обежал весь дом. Все оказалось в порядке: двери и окна были заперты на совесть.
Как всегда, особое внимание Шона привлек портрет Магдалены. Он не мог отделаться от ощущения, что Магдалена и Мэгги — один и тот же человек.
«Странно все это, — подумал Шон, — Может, мне и в самом деле пора на пенсию?»
Войдя в комнату Мэгги, он услышал звук льющейся из душа воды. Он лег на кровать и, положив рядом с собой пистолет, прикрыл глаза.
Не прошло и минуты, как Шон провалился в сон.
Он сражался с врагом и, победив, испытал торжество, а потом горечь от утраты многих однополчан. Сражение закончилось, настало время отправляться за ранеными, чтобы защитить их от убийцы.
Он снова ехал верхом. Земля содрогалась от грохота копыт его коня, а в лицо бил ветер. Он устал, чувствовал голод и жажду и был покрыт пылью с ног до головы. Но более всего он желал ее. Ему хотелось все бросить и помчаться к ней…
Вдруг перед ним появился убийца, снова готовившийся нанести удар. Шон собирался направить на него коня, сбить с ног, но не убить… Господи, должно же быть на свете милосердие! Но враг его был силен и готов к бою…
Неожиданно перед его мысленным взором появилось лицо человека, которого Шон знал.
О Боже!
А потом он почувствовал боль.
И понял, что смерть приближается.
Но рядом с ним была она — этот ангел, хлопотавший над ним и утиравший его слезы. В глазах ее тоже стояли слезы. Помоги ему, Господи! У него еще оставались силы. Шон знал, что такое доблесть и милосердие, но к смерти готов не был… Мир между тем стал удаляться от него, тускнеть и расплываться… Таяло и расплывалось покрытое слезами лицо склонившегося над ним ангела, а вот лицо врага, напротив, обретало все большую реальность…
Шон проснулся и сразу вспомнил, что только что вел во сне сражение, которое должно было завершиться еще сто лет назад.
Он присел на постели и положил пистолет на тумбочку.
Тот самый убийца, чьи атаки ему удалось отразить в реальной жизни, во сне одерживал над ним верх, безжалостно кромсая его тело своим большим широким ножом. Во сне Шон проигрывал схватку: кровь — этот сок жизни — уходила из его тела и лишала сил, необходимых для боя.
«Пора сдавать меня в утиль, — подумал Шон, с отвращением почесывая выросшую за ночь на подбородке щетину. — А если такие сны будут посещать меня и впредь, весьма возможно, что я попаду в психушку».
Его голова раскалывалась от чудовищного бреда, который ему вчера весь день прихолилось выслушивать. Обрывки слов Мари, подарившей. Шону серебряный крест, шепот Мамми, утверждавшей, что он должен налегать на блюда с чесноком, смешались у него в мозгу в тугой клубок первосортной чертовщины.
В сущности, от семейства Монтгомери тоже сильно попахивало серой. Ходили упорные слухи, что в каждом поколении Монтгомери были вампиры, а дочери этого семейства с удручающим постоянством выходили замуж за каких-то «не тех» мужчин, подолгу жили в Европе, и их отпрыски, исключительно женского пола, возвращаясь в Штаты, носили все ту же фамилию.
Размышляя об этом, Шон пришел только к одному утешительному выводу — Мэгги не убийца. Все же остальное в этом деле явно относилось к сфере мистики и потустороннего, в чем Шон чувствовал себя полным профаном.
Поднявшись с постели, он осмотрел комнату, заглянул во все уголки и даже поднял шторы. Все это время Шона не покидало ощущение, что он герой какого-то голливудского боевика из жизни вампиров и оборотней. Из фильмов Шон знал о том, что вампиры боятся креста, но вспомнил: Мэгги постоянно носила на груди крест.
Еще он знал — опять же из фильмов, — что вампиры не имеют отражения в зеркале. У Мэгги было отражение, и даже очень красивое. Что еще? Вампиры спали днем, а на охоту выходили ночью…
Мэгги разгуливала по улицам при свете дня.
Вампиры спали в гробах. Поскольку Шон спал с Мэгги довольно часто, он мог с полным основанием утверждать, что в гробу она не спала. Если только…
He в силах побороть искушения, он опустился на четвереньки и заглянул под кровать.
Мэгги вышла из душа, и Шон сразу почувствовал, что она стоит с ним рядом.
