Вновь уставилась на меня, как на чучело, не отрывая взгляда. Не мигая ни разу. Затем глубоко вдохнула, подошла к алтарю и уселась на него, тяжело выдохнув.
— Ты не Вильгельм. Теперь я вижу это точно.
Она что-то стряхивала со своей одежды приставшие листья, веточки и землю.
— Как тебе удалось, — обратилась она ко мне, поднимая голову. На секунду мне показалось, что я увидел слезы, но… нет. Наверное, нет. Эта «стеклянность» из-за перенапряжения, не иначе. — Как ты смог остаться? Ты не должен был. У тебя просто НЕТ такой силы, я же чувствую.
— С чего ты взяла, что я — не я, — решил я зайти издали.
Она усмехнулась, я бы сказал, слегка прыснула.
— Ты видел свое отражение?
Блядь, ну что за вопрос-то? Нет конечно.
— Конечно, дорогая. Вокруг же такое количество зеркал, что я хожу и любуюсь собой, —выпалил я.
— Еще раз назовешь меня «дорогая» и я тебе кишки выпущу и задушу тебя ими, затем воскрешу, и проделаю все еще раз, — прошипела она. — Ты меня понял?
Испугался ли я? Не, она сраный непись, который не сможет меня убить на старте игры. Хотя, вдруг. Помню, играл как-то в РПГшку одну сингловую, где ты становишься полицейским, который начинает свой первый рабочий день на выезде абсолютно голым и с жутким похмельем в отельном номере. И если попытаться сорвать свой галстук с вращающегося вентилятора под потолком, то есть вероятность схватить инфаркт и откинуться на тот свет. ГГ ВП, так сказать.
Но я не испугался. Решил немного нагнать пафосу.
— Ты уже пыталась меня выдворить. Не получилось. Но я тебя понял. Имя тогда скажи хотя бы.
Она сощурилась недоверчиво, точно проверяя мои слова на вшивость. Нет в них ничего, говорю, как есть.
— Мия, — сказала она.
— Так просто? — задал вопрос. Почему-то ожидал, что будет что-то типа Хьюбертетта Блейн Вольфшлегельштайнхаузенбергедорф-старшая
— Так просто, — отозвалась Мия. — Мое полное имя тебе ни к чему.
Ага! Значит полное, все-таки, есть. И, поди, такое же длинное, как песня собаки.
— А ты кто таков, подселенец?
А вот это уже звучало обидно как-то.
— Че это подселенец сразу? Может я тут всегда и был? Саша я. Сашка, Саня, Александр.
— Потому, что ты находишься в теле другого человека, которое тебе не принадлежит. Ты — подселенец. Подкидыш судьбы, рази меня гром.
Она вытащила из своей, что болталась на поясе, сверток, после чего из кожаного свертка вытянула длинную тонкую трубку. Как по типу наших, деревянных, но куда более аккуратная и очень тоненькая. На самом конце была выемка, в которую она что-то насыпала. Может табак, может еще какая хрень. Кто из знает, чем они тут балуются?
Ожидал, что она щелкнет пальцами и подкурит прямо со своего ноготка на указательном пальце, ан-нет. Достала какую-то хрен, положила трубку на алтарь и стала чиркать это «что-то» друг о друга. «Кресало», всплыло у меня в голове слово.
Когда искорки упали в трубку, взяла и закурила, глубоко затягиваясь. Дым струйкой потянулся вверх.
— Я не просто так спросила видел ли ты свое отражение. У Вильгельма глаза были цвета стали. Как хмурое осеннее небо. Твои же — как глубокое чистое озеро.
Снова ухмыльнулась грустно.
— Красивый цвет, ничего не скажешь. Но как только ты открыл глаза в первый раз, я уже тогда заметила эти примеси голубизны. Долго всматривалась, думала показалось, — она еще раз глубоко затянулась, после чего перевернула трубку и пальцем постучала по ней, выбивая пепел. — Не показалось.
Дым ее курева пах странно. Словно персиковой жвачкой. Фе, даже тут уже ароматизаторы добавили. Вот мой дед курил «приму» без фильтра. Вот там табак вонял так, что аж уши в трубочку скручивались. А его дед курил «Беломор канал», а я ничего не курил, нахер надо. Но запах знал четко. А тут сплошное гэ какое-то.
Я оперся плечом о столб дерева и смотрел на нее.
— И что планируешь делать дальше?
Она просто пожала плечами.
— Пойду домой. Прошло слишком много времени и было потрачено слишком много сил. Теперь так просто Вильгельма мне не удастся вернуть.
— Так просто? — снова удивился я. — Не станешь меня убивать, как неудавшийся эксперимент?
— По-хорошему — тебя бы следовало отправить туда, откуда ты взялся, но…
Перед глазами снова вспыхнули те самые строчки.
— Тебе не хватает прав.
— …сил…
Моя очередь стала ухмыляться.
— Нет, не сил. Прав. Какой бы сильной жрицей смерти ты не была — сильнее смерти тебе не стать.
— Во-первых, я не какая-то там вшивая жрица смерти. Я некромант. Самый лучший некромант на этом сраном континенте. Самый сильный некромант, способный поднимать чуть ли не армии мертвых.
— Та остынь ты, завелась наяривать на свои титулы и умения, — обрубил я ее. Выражение лица было смешное, ничего не скажешь. Сразу видно, что кто-то не привык, что какой-то хрен может ее перебить и свои три копейки всунуть. — Во-вторых-то чо?
— Во-вторых жрички это самый слабый, неуклюжий уровень прислужниц. Я не прислужница. Я вольна делать то, что хочу.
— И все?
— Тебе надо что-то еще?
— Ну, как по мне, то между жрицей смерти и некромантом не так велика разница. Что один смерти прислуживает, что другой.
— Я не прислуживаю смерти! — рявкнула она, вскочив с алтаря да так, что птицы с веток поснимались. — Я управляю душами, я воскрешаю мертвых только по своему желанию! И если я захочу, найду нужные мне инструменты, заклинания, я смогу вернуть Вильгельма к жизни хоть в другое тело! Достану его душу из самого пекла.
Смешные они, все же, тоже пафоса в них зашили — мама не горюй. Вон какие речи толкают.
— Понятно, — коротко сказал я. — Ясно. Не прислуживаешь. Уговорила. Не кипятись, чайник засвистит.
Она повела бровью.
— Кто засвистит?
— Чайник.
— Чай… ник… — повторила она, словно пробуя на вкус. — Это словно мне незнакомо… Откуда ты родом? Из южных песчаных земель, где люди в хиджабах катаются на Шай-Хулудах? Или с востока?
Ишь, разговорчивая и любознательная какая. Сразу домой идти передумала, не глядя ладе на то, что и солнце садиться стало, и темень все ближе. Скрипт работает! Не уйдет, пока я с ней все диалоговые опции не перещупаю. Еще, поди, внедрили какой-нибудь ИИ новомодный, который обрабатывает мои фразы и реагирует должным образом.
— С далекого северо-востока, — ответил я неоднозначно. — Эта страна вряд ли тебе известна.
— Ясно, — отозвалась она, кивая головой и снова забивая трубку. Села на алтарь, закинула ногу на ногу так, что одна нога обнажилась, выглядывая из бокового разреза ее платья.
