Наследникам короны явно доставляет удовольствие представление для публики в лице меня, а мне претит быть пешкой в подобных игрищах. Я предпочел бы находиться как можно дальше от этих испорченных властью аристо, но деваться некуда.
Наконец, Цесаревич удовлетворенно кивает и нажимает кнопку на панели управления.
— Господин Бестужев, вышлите вперед пару машин и предупредите, что поеду быстро! — привычно приказывает он, озорно глядя на собственное отражение в лобовом стекле.
Проводив нетерпеливым взглядом пару отъезжающих джипов, Алексей нажимает на газ, и Руссо-Балт срывается с места. Двигатель под огромным капотом ревет и передает на корпус мощную вибрацию, но звукоизоляция великолепна. В салоне можно общаться, не повышая голоса, только мне не до разговоров. Наши с Натальей тела разделяет лишь тонкая ткань одежды, и я с трудом контролирую нарастающее возбуждение.
— Рассказывайте, мой друг, — мягко произносит Алексей и отключает связь. — Как послушник Разделенного, которому на роду написано воздержание, дошел до жизни такой? Сначала объятия княгини, затем — Наследницы Царского Рода? Надеюсь, наша Матушка-Императрица в безопасности?
Наталья вздрагивает, будто от удара, на мгновение отстраняется от меня, а затем демонстративно прижимается еще сильнее. Мое лицо становится пунцовым, и слова оправдания застревают в горле.
— Ваше Высочество, я искренне сожалею о случившемся и обещаю, что впредь…
— Я же просил — без чинов и званий! — прерывает меня Цесаревич и хмурится. — Выбирая между сексом с графиней и прыжком с седьмого этажа, я бы точно выбрал второе! Но меня не интересует интимная жизнь послушников Церкви Разделенного! Расскажите лучше о ваших чудесных серых глазах, к которым прилагается Осколок одаренного у вас на груди!
Тьма меня раздери, я напрочь о нем забыл!
— Глаза от родителей, но я сирота, и никогда их не видел, — отвечаю дрогнувшим голосом, обильно сдобрив его подобострастием и страхом. — А камень — простая бижутерия, подарок княгини Головиной, она возжелала видеть в постели аристо…
— Как интересно! — язвит Алексей и ухмыляется. — Скучно же я живу!
— Завидуешь, братец⁈ — Наталья лукаво улыбается и кладет руку мне на бедро.
— Не паясничай! — гневно восклицает Алексей, закладывает крутой вираж и обгоняет передние джипы.
Выдержка ему изменяет, и Наталья победно улыбается, не в силах скрыть торжество.
— Ведите себя прилично, как подобает послушнику! — произносит Алексей, оборачиваясь и глядя на ладонь Натальи на моем бедре. — И не уподобляйтесь моей легкомысленной сестрице!
Он осуждающе качает головой и резко тормозит. Наша процессия остановилась перед двумя рядами оцепления. В первой шеренге стоят военные в активированной броне, а во второй — одаренные службисты в штатском.
Алексей глядит на меня. Проницательный взгляд темно-зеленых глаз буквально впечатывает меня в кресло, и я вижу разгорающийся в них огонь. Радужки светятся двумя огромными изумрудами, мне хочется спрятаться от этого сияния, отвернуться, но я не могу и продолжаю смотреть на Цесаревича как удав на кролика.
В оцеплении появляется брешь, и машины сопровождения начинают движение. Руссо-Балт следует за джипами, на этот раз мы трогаемся с места плавно. Цесаревич отворачивается, отрешенно смотрит в вечернюю тьму и нервно покусывает губы. Они шевелятся беззвучно — Алексей явно о чем-то размышляет.
— Сероглазый Послушник Разделенного Бога с Осколком на шее, выпадающий из апартаментов княгини Головиной в объятия Наследницы Царского Престола! — Цесаревич улыбается и смотрит на меня в зеркало. — Я вам завидую! Даже у храмового послушника свободы больше, чем у меня — будущего Императора!
— Приношу извинения за доставленные вам неудобства и еще раз благодарю за спасение моей грешной души! — отвечаю я и молю Разделенного, чтобы Цесаревич меня не узнал.
— Сестрица спасла ваше тело, но не душу! — возражает он и поднимает правую ладонь. — Мы оба знаем, о чем вы будете думать сегодня ночью в вашей келье!
— Ваши пошлые намеки переходят все границы! — восклицает Наталья и убирает руку с моего бедра.
— Главное, что они действенны! — произносит Алексей, проследив взглядом за жестом сестры, затем добродушно хмыкает и сжимает полные губы в тонкую линию.
— Мы приближаемся к Храму, — звучит хриплый голос из рации.
— Остановитесь перед мостом, я — за вами, замыкающие прикройте нас сзади! — не терпящим возражения тоном произносит Цесаревич и отключает связь.
Лимузин резко ускоряется и нас вжимает в мягкий нубук анатомических кресел. Впереди возникает подсвеченная белоснежная громада Храма и семь его цветных куполов. Машины сопровождения замедляются, и мы пристраиваемся за ними. Пассажирская дверь бесшумно поднимается, и Алексей уверенными движениями тонких и изящных, как у пианиста пальцев отключает систему безопасности. Он поворачивается ко мне, и суровое выражение его лица резко меняется. На нем возникает ослепительная белозубая улыбка, а зеленые глаза начинают лучиться искренней добротой.
— Удачи вам, ммм…
— Александр, — услужливо подсказываю я.
— Удачи вам, Александр! Надеюсь, настоятель оценит ваше новое одеяние! — Цесаревич крепко сжимает мою ладонь, внимательно рассматривая лицо. — Готов поклясться, что уже встречал вас, но не могу припомнить, где…
— Может быть, вы пересекались в гостиной графини Головиной? — спрашивает Наталья, невинно хлопая длинными густыми ресницами.
— Дорогая сестрица, мне кажется, что в объятиях соблазнительного кавалера ваше кровообращение слегка нарушилось, что вызвало отток крови от мозга! — с иронией отвечает Алексей, картинно выгнув бровь, разрывает рукопожатие и нежно проводит тыльной стороной ладони по щеке Натальи. — Ланиты порозовели, и дыхание сбилось!
— Он мне не кавалер! — восклицает Наталья и, резко отстранившись от длани брата, ретируется из машины.
Я следую ее примеру, не мешкая ни секунды, и уже снаружи сталкиваюсь со взбешенным взглядом особы царских кровей. Она молча смотрит на меня, прищурив глаза. Смотрит до тех пор, пока из машины не раздается раздраженный голос Цесаревича.
— Дорогая, ты решила заглянуть на исповедь в келью этого послушника?
— Прощайте, Александр, надеюсь, что полностью излечила ваши травмы! — тихо произносит она.
— Я бесконечно благодарен Цесаревичу, а вам — обязан жизнью! — отвечаю, склонив голову, и ничуть не кривлю душой.
— Простите, что разорвала рясу и раздела вас — мне нужно было осмотреть раны, — извиняется Наталья. — И за неподобающее поведение простите, это наша с братом вечная словесная дуэль, вы здесь ни при чем!
Наталья разворачивается, садится в машину, и кавалькада трогается с места. Чудовищное напряжение, наконец, отпускает. Я благодарю Разделенного за то, что на узкой набережной нет случайных свидетелей, спускаюсь под мост к Москве-реке и бесшумно прыгаю в воду.
