Второй лимузин, полный мертвых охранников, и тело Темного, лежащее рядом с ним я узрел, когда мы с Игорем Всеволодовичем следовали к выходу из тоннеля — по словам Князя, этого террориста он уничтожил первым.
Лица моих собеседников непроницаемы, эмоции теплятся лишь в глазах. Я сознательно не рассказываю о том, что видел бой, глянцевые черные Покровы и обсидиановых мечах нападавших.
Грибоедов останавливает меня знаком руки.
— Вы уверены, что не видели оружие темных? — уточняет он и пристально смотрит мне в глаза, ожидая ответа.
— К моему великому сожалению, я не видел или не помню момент сражения, — отвечаю с напускной досадой в голосе. — Все произошло слишком быстро. Игорь Всеволодович объяснил мне, что все произошло в управляемом потоке времени. Оружие Темных мне незнакомо. Могу лишь сказать, что клинки оно было материально, как и заколотые им охранники Рода.
— Ах да! — восклицает Грибоедов и с деланным разочарованием на лице откидывается на спинку кресла. — Вы же еще не инициированы и не проходили соответствующего обучения. Продолжайте, князь!
Заканчиваю краткий пересказ событий нашей встречей с господами дознавателями у трапа вертолета. Замолкаю и выжидающе смотрю на троицу в черных костюмах. Судя по их реакции, моя версия событий не вызывает у дознавателей сомнений.
Грибоедов смотрит на меня задумчиво и отрешенно, а двое его безымянных подручных, скучая, пялятся мне за спину. Видимо, разглядывают огромную картину сумасшедшего художника-абстракциониста, висящую на стене.
— По вашим словам выходит, что Темные уничтожили охрану, но не пытались захватить убить вас? — ровным голосом задает вопрос Грибоедов.
— Либо не пытались, либо не успели благодаря вмешательству Великого Князя…
Инициированные, родовые обсидиановые клинки, черная бездна в глазах и черные же силуэты — хочу заорать в ответ, что я в душе не чаю, о чем идет речь, но сдерживаюсь и учтиво киваю.
— Мы проверим ваш рассказ! — произносит Грибоедов вкрадчивым голосом, и его радужки стремительно темнеют.
Я мгновенно растекаюсь по креслу подобно желе и застываю, чувствуя оцепенение. Такой же рукотворный паралич сковывал мои движения уже несколько раз. Стазис откровенно пугает меня, точнее, не само состояние, а легкость, с которой его вызывают аристо.
— Вы еще не инициированы, и потому для вмешательства в ваш разум требуется разрешение родителей или опекуна, — казенным тоном уведомляет меня Грибоедов. — Игорь Всеволодович милостиво предоставил оное, и потому мы в своем праве. Прошу вас не противиться ментальному воздействию, ибо оно может разрушить некоторые фрагменты вашей личности без возможности последующего восстановления. Мы должны проверить правдивость вашего повествования, отследить упущенные вами важные подробности, и главное — удостовериться, что вы не стали марионеткой Темных.
Чувствую, как во мне поднимается волна неконтролируемого гнева, подсознание противится будущему вмешательству в разум, но я снова вспоминаю предупреждение Главы Рода. Перед мысленным взором возникает его лицо и уверенный взгляд, а в ушах звучит низкий бархатный голос.
— Расслабьтесь, закройте глаза и не сопротивляйтесь, так вам будет проще, — медленно произносит Грибоедов. — Мы лишь выполняем свою работу…
Смеживаю веки и стараюсь подавить неконтролируемое желание искалечить троицу в черном и выбросить их бездыханные тела сквозь бронированное стекло панорамного окна слева от меня.
Свет гаснет, и я погружаюсь в вязкий пульсирующий сумрак. Он похож на туман, расцвеченный всеми оттенками серого. Опускаю взгляд и вижу собственную инфернальную сущность — полупрозрачный белесый силуэт. Его очертания плывут и искажаются в черно-белом мареве.
Ко мне медленно приближаются три черных вращающихся вихря. Чувствую исходящую от них угрозу и инстинктивно закрываюсь, окружая себя броней. Моя сущность приобретает человеческие очертания и покрывается зеркальной, похожей на ртуть пленкой.
— Князь, не сопротивляйтесь! — в голове звучит обманчиво мягкий, бархатистый голос Грибоедова. — Не вынуждайте нас взламывать вашу родовую защиту!
Чувствую растущую в груди Силу и давлю в зародыше острое желание разметать клубящиеся черные вихри. Успокаиваюсь и снимаю щит. Он медленно истончается, рождая вокруг меня светящийся белый ореол и, наконец, исчезает. Ощущаю себя моллюском, лишенным раковины, но следую совету Шувалова — веду себя благоразумно, как и подобает члену Великого Рода.
Сознания дознавателей приближаются, вращение черных вихрей замедляется, и они превращаются в чернильные, масляно поблескивающие фигуры. От их длинных рук тянутся многочисленные тонкие колеблющиеся нити. Инстинктивно пытаюсь отпрянуть, но ничего не выходит — окружающий меня сумрак становится вязким, словно кисель, и сковывает движения.
Черная паутина летит на меня, будто ловчая сеть, и надежно обездвиживает. Центральная фигура увеличивается в размерах и приближается ко мне, проворно двигаясь по блестящим нитям. Она напоминает бегущего к пойманной мухе паука.
Вздрагиваю от отвращения, и паутина дергается. Черные фигуры вздрагивают, будто от удара током, и на мгновение замирают.
— Кня-я-я-язь! — укоризненно произносит Грибоедов, растягивая гласные. — Не ведите себя как маленький ребенок!
В сознании снова звучит предостережение Шувалова, и я успокаиваюсь. Успокаиваюсь и покоряюсь. Обсидиановые нити проникают внутрь моего сумрачного воплощения как иглы целителя — в вены. Я ощущаю присутствие чужого разума внутри моего, чувствую, как он погружается в воспоминания последних часов и читает их, перелистывая словно открытую книгу.
Уже через доли секунды возникает непреодолимое желание защититься от вторжения, вышвырнуть непрошеного гостя прочь, но я решительно подавляю его. Агрессор аккуратно погружается в мою память, и не пытается что-то изменить в ней или навредить. Он уверенно движется вглубь, но неожиданно для него самого проваливается в бездонную пропасть. Какое-то время мечется в абсолютной пустоте, словно утопленник в черном омуте, а затем мгновенно выныривает на поверхность.
Сумрак рассеивается, и я открываю глаза. Троица все также сидит передо мной с бесстрастными выражениями на лишившихся красок лицах. Они похожи на древние мраморные статуи, и черные одежды лишь подчеркивают неестественную бледность кожи. Замешательство Грибоедова выдают только глаза, точнее, их лихорадочный блеск.
— Неожиданно! — медленно произносит князь.
Он щурится и беззвучно шевелит потерявшими цвет губами, а затем откидывается на спинку кресла. Его тонкие пальцы профессионального пианиста выбивают дробь на стеклянной поверхности стола.
— Ваш рассказ соответствует действительности, либо же эта действительность сконструирована в вашем сознании методами, которыми мы не владеем, — Грибоедов жидко улыбается.
Еще бы, под руководством Шувалова я потратил на создание ложных воспоминаний несколько часов, и он множество раз проверил результат!
