Она внимательно осматривает меня, ведя ладонями по мокрой коже, а после обнимает за шею, прижимается всем телом и целует в губы, глядя в глаза. Наконец, даю волю рукам и нежно глажу ладонями совершенные изгибы тренированного девичьего тела.
— Я слышал, что у инициированных аристо в момент оргазма светятся радужки, — шепчу я Ольге, не в силах отвести взгляд от ее горящих желанием глаз.
— Уже скоро ты в этом убедишься, и, надеюсь, не раз…
Глава 26 —
Храм в огне
Я просыпаюсь от энергичной тряски и тяжести на бедрах, открываю глаза и смотрю в потолочное зеркало над кроватью. Ольга что-то говорит, усевшись мне на ноги, и энергично жестикулирует. Спросонья не могу понять, о чем идет речь, и притягиваю девчонку к себе.
— Не знаю, смогу ли! — нежно шепчу я. — Это будет шестой раз или седьмой⁈ Ладно, дай пять минут, я хотя бы умоюсь и зубы почищу!
— Ты вообще меня слышишь? — Трубецкая вырывается из моих объятий. — Храм взорвали!
— Что⁈ — кричу я и, окончательно проснувшись, подпрыгиваю.
— Одевайся! — коротко бросает она. — Едем на набережную!
Девушка вскакивает с кровати, кое-как надевает измятое платье и бежит к двери. Затем оборачивается, возвращается и страстно целует.
— Волшебная была ночь, хочу повторить! — шепчет она, подмигивает и снова убегает.
Я встаю с кровати, и накопившийся недосып сразу дает о себе знать: меня едва не качает от усталости. Нехотя плетусь к окну и вижу густые черные клубы дыма, поднимающиеся над центром Москвы. Честно признаюсь себе, что на Храм Разделенного мне по большому счету наплевать, и вдруг подобно яркой вспышке мозг пронзает мысль о Приюте.
Бросаюсь к шкафу, натягиваю футболку с джинсами, надеваю кроссовки и выбегаю в коридор. Портреты великих предков, висящие на стене, проносятся мимо меня подобно кадрам старой кинопленки.
Ольга уже ждет меня в лифтовом холле. Даже после бессонной ночи она выглядит ослепительно, и простые черные джинсы с черной же майкой этому ничуть не мешают. На ее лице счастливая улыбка, глаза светятся радостью, и я не могу не улыбнуться в ответ.
— Ты разные кроссовки надел! — говорит она мне уже в лифте. — И вообще, на бродягу похож: майка мятая, джинсы грязные и слишком низкие — хорошо, что трусы не видно!
— Их на мне нет! — я заговорщицки улыбаюсь и подмигиваю.
Смотрю на себя в зеркало и убеждаюсь, что Трубецкая права: в приличный дом меня в таком виде точно не пустят. Я похож на бродягу, случайно оказавшегося в обществе прилично одетых людей.
— В Телеграфе куча фото и видео, пишут, что из разбитых окон Храма валит дым, площадь перед ним оцеплена, и туда никого не пускают, — сообщает мне Ольга, не отрывая взгляд от экрана смартфона. — Взрыв был в восемь утра, о жертвах ничего не сообщают…
— Наш первый секс случился в день, когда взорвали Главный Храм Империи, — говорю я с саркастической усмешкой. — Его будет сложно забыть!
— Лишь по этой причине⁈ — Трубецкая угрожающе вскидывает брови и целует меня в губы, лишая возможности ответить.
За улыбками и не самыми уместными шутками я прячу тревогу. Интуиция подсказывает, что взорван не Храм, а Приют под ним, и мысли снова и снова возвращаются к Мине. Я пытаюсь прогнать их прочь, потому что еще ощущаю на губах вкус Ольги, да и сама она стоит рядом, но поделать с собой ничего не могу.
— Шувалов не звонил? — спрашиваю я, чтобы переключиться.
— Берестов сказал, что Князь уехал сразу после взрыва…
— Значит, не он взорвал, — тихо бормочу я себе под нос и закрываю глаза.
В мыслях калейдоскопом вспыхивают картинки из моего детства и отрочества, проведенных в Приюте. Я вспоминаю лица друзей и наставников, шалости и розыгрыши, первые поцелуи, многочисленные задания, успешно выполненные мной, и запоздало осознаю, что мне, действительно, не хватает острых ощущений!
Шеф был прав: выплески адреналина в кровь нужны мне как воздух! Моя душа требует свободы и приключений. Я жажду погрузиться в мир, где любое мое действие может стать последним, где гормональная буря пронизывает каждую клеточку моего существа.
Безопасность и комфорт родового гнезда Шуваловых не утоляют мою жажду жизни. Я хочу ощутить вкус опасности, хочу взглянуть ей прямо в глаза и пройти по тонкому лезвию между жизнью и смертью. Только так я смогу по-настоящему ощутить себя живым.
Пусть каждый мой шаг будет испытанием, каждый миг будет наполнен непредсказуемостью и риском. Я готов погрузиться в реальность, где каждый день будет новым вызовом и новой возможностью проявить себя.
Лифт останавливается, я открываю глаза и нехотя возвращаюсь в реальность. Мы спешно покидаем здание через подземный гараж и садимся в спортивный Руссо-балт Трубецкой. Она — за руль, а я — на пассажирское сидение.
Охрана выпускает нас из высотки, не задавая вопросов. Княжна все еще мой пропуск во внешний мир, ключик, открывающий замок золотой клетки.
Выезжаем на Набережную и вливаемся в поток машин. Мимо проносится мотобайк государственного курьера, и я провожаю совершенный силуэт завистливым взглядом.
— Успеешь еще шею свернуть, — с усмешкой изрекает Трубецкая, жмет на педаль газа, и нас вжимает в ортопедические кресла, идеально облегающие тела. — Твой байк когда придет?
— Через неделю только, — отвечаю я, борясь с подступившей тошнотой. — Обязательно тебя прокачу, обещаю!
— Нет уж, благодарю покорно, я не планирую умереть в столь юном возрасте!
Противореча себе, Ольга совершает резкий маневр, мы выполняем разворот через две сплошные и разгоняемся под громкие сигналы возмущенных водителей. Играю пай-мальчика и проглатываю десяток колкостей, ибо горячий секс с этой красоткой прельщает меня гораздо больше, чем очередная словесная пикировка сутки напролет.
— Какой план? — лениво интересуюсь я и кладу руку на стройное девичье бедро.
— Хотя бы сейчас можешь о сексе не думать? — спрашивает Ольга, неодобрительно косясь на мою ладонь.
— Ты будешь разочарована ответом, потому что в твоем присутствии я думаю о нем постоянно! — отвечаю я и подмигиваю.
На самом деле все мои мысли — о Приюте. Угольно-черный дым, поднимающийся над Храмом, виден даже отсюда, с Кутузовского проспекта у Москвы-реки. Трубецкая уверенно маневрирует в череде медленно ползущих машин, а по крайней левой полосе мимо нас периодически проносятся пожарные и полицейские автомобили. Их количество подсказывает, что в Храме или под ним произошло что-то из ряда вон выходящее.
С Нового Арбата мы поворачиваем на Знаменку, затем — на Волхонку и попадаем в пробку. Район Храма окружен полицией, движение перекрыто, и городовые направляют поток в Колымажный переулок. Трубецкая показывает офицеру пропуск Тайной Канцелярии, но тот отрицательно качает головой и ссылается на высочайший приказ — не пропускать машины внутрь оцепления.
