И зависла. Что еще загадочнее, так это то, что обращалась Ария конкретно к Пиате, смотрела только на Пиату, а остальное огненноволосую дурочку не колебало совершенно. Лицо без кровинки, глаза не моргают, руки расслаблены. Хм…
Да она же пьяна, оторопев, понял я. Не просто пьяна, а наглухо, в стельку, в оранжевый трапезохедрон набуханная!
Судя по квадратным глазам Константина, он тоже это понял, но времени на реакцию или хотя бы подумать на какую именно, баронесса решила нам не давать. Сделав два шага по направлению к Пиате, она со стуком осыпалась на пол, заимев себе позу «вроде бы на коленях, но и на жопе тоже». А потом схватила бледные маленькие лапки служанки и… её закачало!
—Господин Азов!— вновь выдало это ходячее горе почти трезвым тоном, сохраняя амплитуду колебаний,— Господин… Азов!
И тишина.
Ситуация становилась настолько неопределенно-загадочной, что я не выдержал. Полные ужаса глаза «господина Азова» перевелись на меня, он слегка качал головой, его рот немо кричал «не смей!», но это было выше моих сил. Я зажрал пончик. Смачно.
—Я… пришла к вам… господин Азов… в час великой нужды…— замогильно протянула раскачивающаяся Ария, удерживаясь только за счет шокированной служанки, которую нехило мотала эта огромная, по сравнению с ней, туша.
—И скорби,— я не специально, оно само вырвалось!
—…и скорби,— послушно воспользовалась моей подсказкой баронесса, вновь уйдя на перезагрузку.
Костя убил меня взглядом, выпотрошил, сжег, посыпал пеплом завтрак, сожрал его и уже, судя по всему, начал активно переваривать. Я съел еще пончик, успешно игнорируя даже полный нешуточной паники взгляд раскачиваемой Пиаты.
Ария грузилась. Интрига нарастала. Томление и тревога тоже росли, скачкообразно и пропорционально. Паркет под каблучками эйны слегка поскрипывал.
Наконец, красноволосая изыскала необходимые резервы, собрала в кучу мысли, глаза, остатки вменяемости и храбрость, закатив длинную, но довольно проникновенную речь. В ходе изложения, девушка рассказала Пиате, что стала невинной жертвой чудовищных обстоятельств, безжалостных провокаций и человеческого равнодушия. Ну и сама допустила чуть-чуть ошибок, да. И боролась! Но всё-таки она пала (это было выдано с особым душевным надрывом), а теперь пришла к своей последней надежде в мольбе о столь ужасном, что слов…
И… оп. Перезагрузочка. Снова контакт с космосом потерян, но теперь оторопь у блондинов сменяется жгучим любопытством. Правда, немилосердно сжимаемая и раскачиваемая Пиата хотела бы устроиться поудобнее, по лицу вижу, но точно готова потерпеть до конца. Повествования, конечно же.
Однако.
—Молю вас!— совершенно непросительным тоном прорычала Ария Пиате, подтаскивая бедняжку поближе,— Зачи… Зачни… За…
Тот, кто пел «давайте делать паузы в словах» определенно имел сейчас иномировую связь в остатками мозгов в голове костиной гостьи, но, видимо, та всерьез вознегодовала на свой артикулярный аппарат, поэтому внезапно выдала яростно и бескомпромиссно:
—ДАВАЙТЕ СДЕЛАЕМ РЕБЕНКА, ГОСПОДИН АЗОВ!!!
Тут опухли все, кроме потребляющего лежа пончики меня. Причем под «всеми» я имею в виду и начавшую удивленно ругаться Фелицию, вышедшую из ступора или отдыха, или как она там компенсировала свои травмы. А события продолжали развиваться.
—Я не претендую!— решительно и довольно уверенно напала Ария одной рукой на блузку Пиаты,— На… на… родство! На… что-либо еще! Нет! Мне нужен только… только ребенок! Он спасет! Спасет… всё!
В глазах бедной раздеваемой эйны стояло огромное «ПАМАГИТЕ!», но вот попасть этим щенячьим взглядом она могла только в меня, потому как хозяин обретался четко за её спиной. Я же… ел пончики. Константин напоминал вытащенную из воды рыбу, ударенную пыльным мешком из-за угла, а потом трижды об лёд.
—Дайхард мерзавец!— внезапно заголосила Ария, бросая неуступчивую униформу горничной, и принимаясь за собственную блузу,— Подлец! Это всё он! Предатель! Бросил! Отказался!
Так, сделаем заметку — в прелюдиях она не понимает. Правда, уже слегка тревожненько, потому что комизм ситуации готов стать трагизмом. Публичного (а иначе не скажешь) обнажения по пьяной лавочке баронесса сама себе не простит. И ладно бы, чхать на неё зеленою соплёю, но вот мне, Косте и Пиате участие в этом разврате как-то никуда не стучалось, да и вообще вредно. Надо…
—Какой вы… небольшой,— тем временем переклинило залившую шары швейцарку на внимание к Пиате,— Какой… изящный! Но ничего, я буду… нежна.
На рожу Азова мне смотреть было уже и больно, и страшно, поэтому я встал с места, решительно взяв в левую руку то, что под неё подвернулось. А по старой памяти мне подвернулось ничто иное как собственный гримуар. Быстро подойдя к теряющей берега баронессе, трясущей Пиату как медведь грушу, я звонко и четко приложил, под придушенный вопль даймона, красноголовую по её красной голове. Книгой, плашмя. Чай, рука уже набита. А затем, поставив ситуацию на паузу, вновь вернулся и рухнул на диван. Со словами:
—Кончайте маяться дурью, ваша милость!
Короткая, но пронзительно жизненная зарисовка, в которой выцветшая баронесса движениями сломанного робота поворачивается к лежащему на диване и кушающему пончик мне, останется в памяти навсегда. Правда, что характерно, я совсем не ожидал, что у неё хватит душевных и физических сил перевести враз протрезвевший взгляд на раздраконенную Пиату, а затем даже сфокусироваться на Азове за её спиной… но, как говорится, истинные возможности человеческого тела непостижимы.
Затем, доев, одновременно с шелестом окончательно увядающей в обмороке баронессы, я ловко проскользнул к двери, а затем, со словами «Мне пора!», покинул помещение под протестующий хрип его владельца!
Нет, ну не ко мне же пришли. Последнее слово должно остаться за хозяином. Ему сделали предложение, а я привел гостью в удобное для его принятия положение… как настоящий друг и джентльмен.
«Дайхард, ты сволочь!!»
Глава 14
Как наступает утро у молодого человека, который за несколько месяцев успел вписаться в ревнители, загасить два портала, послать императрицу страны, которой присягнул, убить пару князей (одного опосредованно), стать главной целью у остатков расы даймонов, зацепиться с Тайной Службой, обзавестись подругой из другого мира, быкануть на самую могущественную преступную организацию мира и… я ничего не забыл? Вроде да, но пофиг.
Утро же.
Отрываясь от подушки, я ощутил небывалый душевный подъём великолепно выспавшегося человека. Мягко споткнувшись о лежащего Курва, который, как и большинство нормальных бульдогов, был лишен возможности запрыгнуть на кровать, я ушел в уборную, чтобы стать там человеком внешне. Приведя себя в относительно приличный вид, почесал мясистый бок чующего близкое пожрать пса, а затем пошёл с ним бок о бок в зал на утренний прием пищи. И кофе.
