Просто сам монарх был куда длиннее софы, поэтому совмещение этих двух несовместимостей вызвало у меня кратковременный ступор и перехватило голосовые связки.
—Ваше импера-тор… ское величес… тво,— натужно выдавил из себя я, пытаясь поклониться. Как именно — понятия не имел, потому как Эмберхарт просто-напросто не знал прогибов нужной глубины в принципе, но свидетелей моего ломанного реверанса не было.
—Голова болит,— низким звучным голосом проговорил лежащий монарх,— Сильно.
Я почтительно промолчал. Некоторое неестественное возмущение и всполохи злости от того, что кто-то смеет лежать в моем присутствии, были задавлены без особых проблем.
—Что за фамилия такая — Дайхард?— тем временем продолжал лежащий человек,— С англиканского переводил-переводил, крутил-крутил… Так-то тебе подходит, легкой жизни ты, парень, не ищешь. Но право, на кирпич похоже. Как на звук, так и по сути.
Что тут скажешь. Гладить чувство собственного величия, мол, что обо мне думает сам император, не хотелось совершенно. У меня, по сути, к лежащему самодержцу, одному из самых могущественных людей этой Земли, никакого выраженного отношения не было. С одной стороны, он велик, но как выросшему в демократическом обществе, мне было плевать. Осколкам Эмберхарта в моей памяти тоже было чхать. Опасность? Да. Смертельная? Да. Но не более.
—Так вот…— человек грузно зашевелился, принимая сидячее положение. Его глубоко посаженные глаза, жесткие и холодные, уставились на меня как сквозь ружейный прицел,— Ты, студент-ревнитель Дайхард Кейн. Знаешь, что мне про тебя рассказали?
—Нет, Ваше Величество. Не знаю,— тон голоса я попытался сделать максимально ровным, без интонаций. Как у робота.
—Мне вообще советовали не тратить на тебя время. Просто заставить исчезнуть. Эти двоедушники, которых мы ловим, они на тебя не клюют, парень. А значит, ты теперь для Руси скорее вреден, чем полезен. Понимаешь, из-за чего? Есть что сказать на это?
—«Фелиция, готовься».
—«Кейн…»
—Я прибыл в эту страну, Ваше Величество,— проговорил я тем же холодным и равнодушным тоном,— чтобы служить верно, учиться прилежно, основать род… и не поступиться собственной честью в процессе. Не более, не менее.
—Ты князя убил, щ-щенок!— внезапно рявкнул император, вздымая себя на ноги,— Русского князя! Со всеми наследниками! А сейчас стоишь тут, моргаешь и говоришь, что жить приехал?! После такого — не живут!
Это было неожиданно и очень внушительно, но меня почему-то успокоило вообще до омертвляющего состояния. Ясность всегда успокаивает.
—Если бы не жили, Ваше Императорское Величество, то я бы сейчас перед вами не стоял.
—А ты и не стоишь!— бросил на меня монарх взбешенный взгляд, делая два шага к капитальному столу, стоящему во главе комнаты. Он схватил с него бумагу, которую я узнал, несмотря на метры, разделяющие меня и венценосца, а затем швырнул её на пол,— Стоит, мать его, князь Ренеев! Понял?!
Тишину, образовавшуюся после этих слов, нарушил мой механичный голос.
—Меня зовут Дайхард Кейн, Ваше Императорское Величество. И никак иначе.
Думать было не о чем и нечем, я даже особо ни к чему не готовился. Незачем. Полагать, что Пётр Третий во всем своем великолепии стоит напротив меня безо всякой защиты? Даже не смешно. Магия, арбалеты в стенах, отравленные метательные шипы, заколдованные щиты, стоящие в потайных нишах гвардейцы, ручные монстры из других миров, даймон в книге, свисающей с пояса императора…
Человек, стоящий у стола, набычился, сверля меня взглядом. Его лицо побурело, губы стали почти белые, а кисть руки, которой он оперся на стол, внезапно сжалась, сминая толстую крепкую папку в комок.
Так мы и застыли друг напротив друга. Уместно было бы сказать, что у меня в зобу дыхание спёрло, но нет, я просто с легкой тоской думал о том, что этот неудобный мир так и не стал мне своим. Ограничения, непонятный культурный код, огромные социальные сложности, разделенное строгими правилами человечество… и вот теперь это. Последствия. Взбешенному правителю, стоящему напротив меня, глубоко плевать на эти правила и условности, он решает свои проблемы, те, которые не решила фрейлина его жены. Я — лишь болезненная крошка в его ботинке, которую сейчас вытряхнут.
Зато с сюрпризом.
—Похож…— прохрипел, выпрямляясь, император,— Сильно похож на этих бл*цких Терновых. Такой же. Или нет?
Я промолчал, не отводя от него взгляда. Без вызова, просто так. А как ответить? Император тем временем усаживался за свой стол, не спеша. Утвердив седалище, он поморщился, массируя себе висок, а потом, куда более мирным тоном, продолжил:
—Жесток, злобен, принципиален. Вежества к бабам мало. Коварен в магии и душегуб тот еще. Верно про тебя говорят?
Внезапно.
—Я не жесток, Ваше Величество. И не злобен.
—То есть, мелких Ренеевых ты от доброты душевной покрошил?— зло оскалился этот весьма необычный человек.
И что тут ответить?
—Это было разумно, Ваше Величество.
—Разумно, говоришь?— император откинулся на спинку стула,— Значит, разумный ты у нас. А жить хочешь? Служить хочешь?
—Жить хочу. Клятву служить уже давал,— обтекаемо ответил я. А что еще скажешь? Мол, вы все тут гондоны штопанные, один я прекрасный белый лебедь, а вы меня раком хотите в грязь окунуть? Нет уж. Вон, даже рефлексы Эмберхарта молчат, не требуют крови.
Прошло несколько секунд, томительных в своей бессмысленной агонии ожидания хрен пойми чего…
А потом монарх выдал кунштюк.
—В общем так тогда, Дайхард Кейн,— наклонившись вперед, проговорил Петр Третий, император Руси,— Шанс я тебе дам. И на жизнь, и на службу. На кое-что большее — тоже. Но только если…
Спустя пятнадцать минут я, порядком оглушенный, выходил из кабинета императора под звучный и грубый вопль мне в спину:
—И бабу свою захвати! Белоручку эту чертову, хрен бы с ними б со всеми…
Глава 21
Тьма, освещаемая лишь парой мотающихся фонарей, спёртый воздух, злое потустороннее шипение и узкое бритвенно-острое лезвие, прижатое к моему горлу. Царапающее его.
Что сказать? У императора в гостях было лучше.
—Говори! Говори немедленно!!
—Сама говори!— взвыл я, борясь с желанием укусить прижавшую меня к гадкой склизкой стене Тернову за нос, который она неосторожно приблизила к моему лицу (вместе со своей рапирой из зонтика!)
—Что?!— опешила девушка, делая шаг назад, но тут же подступила назад, яростно сверкая глазами,— Я молчала все два часа, пока нас сюда вели! Ничего не зная! Ничего не понимая! Мы с Мишленом шли, нюхая… это! И пялясь в этот глупый рюкзак! А теперь ты мне «сама говори»?!
—Так, стоп, брейк,— буркнул я, кладя упомянутый рюкзак на относительно сухое место,— Переведем дух, а заодно и поговорим. Тем более что провожатые ушли.
