—Грр…— рычу я, не всилах построить необходимую обвинительную речь.
Ну разве я виноват, что те, кого я ниразу не видел, сослали меня в эту глушь вместе с ехидным одноглазым козлом?! И кто виноват, что предметы, которые были поручено преподавать мне этим гадом, я усваивал моментально, с первого прочтения? Письмо и язык англиканского, франкского, германского и романского словарей я выучил в шесть лет! К семилетнему дню рождения этот вот Солюс чистосердечно признался, что не мыслит, чему он меня еще может научить! Ни этикету, ни счетоведению, ни географии, ничему! Я уже всё знал и так! А денег нам присылали отнюдь не гору, да игде найти тут еще каких-нибудь учителей или книги?
Наоборот, скромные финансы еще и дополнительно сжирались выпивкой для этого козла! Работать? Мне, благородному? Да ябы срадостью, только не накого и неза что! Мы вмедвежьем углу, в самом забытом уголке королевства Западной Франкии. Более замшелой и сонной дыры во всем мире не найдется!
Что мне оставалось делать, кроме как проказничать? Не сразу, конечно, но после того, как уВласы Лийермейер запели огурцы, почему-то каждое такое же сумасшедшее событие сразу же записывалось на мой счёт. Устав тщетно оправдываться, я иначал возмещать злым языкам всю свою скорбь за невинно опороченное имя.
—Что ты опять натв… Оу… Кейн, малыш…— девичий голос, раздавшийся со второго этажа нашей избушки, оказался последней соломинкой, переломившей спину верблюду.
—Фели!— завыл я, лежащий на животе, протягивая руки по направлению к висящей в воздухе большой книге в стальном переплете,— Фелииии…!
—Ничего особенного не случилось, прима Краммер,— почти игриво пропел Солюс, любовно очищая очередное подранное яблоко,— Просто наш юный господин удостоился чести салюта по поводу своего отъезда. Я всего лишь немного помог местным с организацией этого события.
—Отъезда?!— охренел я, впервые услышав такие новости. Даже жгущая всю мою тыловую часть боль отступила.
—Да, милый,— Фели пролевитировала вниз, устраиваясь на столике, за которым сидел Солюс,— Тебе через час исполнится восемнадцать лет и… мы будем вынуждены как покинуть округ, так и расстаться с мастером Викардо.
—К моему глубочайшему удовлетворению, прима,— не преминул вставить ехидную ремарку Солюс.
—И обэтом все знают, кроме меня! Как так-то?!— возопил я.
Действительно. Провести всю жизнь с человеком, явно меня недолюбливающим настолько, что о какой-либо привязанности говорить не стоит совершенно — это одно. Но чтобы мой собственный гримуар, часть меня, буквально, с которой мы нерасстанемся всю эту жизнь… и чтобы он что-то скрывал?! Это за гранью добра и зла!
Перед моим носом оказалась тарелка розовых яблок тетушки Блем. Аккуратно порезанные, даже красиво разложенные. Из тех, что уцелели после солевой канонады. Частично. Соленые, наверное, капец какие. Может, этот гад их специально досолил, с него станется.
—Ваш праздничный ужин, сэр!— явно довольный собой до безобразия Солюс Викардо выпрямился, одёргивая сюртук,— А явынужден вас покинуть. Здесь неподалеку проходит… празднование, на котором меня настоятельно попросили присутствовать!
—Напьешься, Солюс?— обреченно спросил я, пытаясь поддеть пальцами один кусочек яблока.
—Как последняя свинья, сэррр!— радостно заявил одноглазый. Правда, сразу не ушёл. Доставил себе удовольствие понаблюдать, как я скислой миной давлюсь солеными яблоками, по которым, всё-таки, здорово напопадало, как морщусь от боли, как летает вокруг меня волшебная книга, вслух описывающая мне, насколько велики повреждения, нанесенные мстительными и непонимающими шуток деревенскими.
А яем. Что ни говори, а отступать не привык. В плане были розовые яблоки тетушки Блем? Были. Пусть даже меня к этому подтолкнул одноглазый подлец, раскуривающий в помещении (сколько раз просил не курить дома!) свою старую потёртую трубку. Всё равно ем. Восемнадцать лет — они один раз в жизни. Нужно крепиться, даже если вся морда мокрая от слёз, а вся задняя часть до сих пор горит адским пламенем. Мужик решил — мужик сделал!
—О, я уже опаздываю!— хмыкает Солюс, тыча пальцем в часы, на которых без пяти минут двенадцать,— Прошу извинить, сэррр, что не могу остаться на праздник, но слово джентльмена дано, вы, как благородный, должны понять!
—Хватит тут капать ядом,— кривясь от соли внутри и снаружи, говорю я,— Катись чертям и там упейся! Нам сФели и так будет хорошо. Когда-нибудь.
Старик неспешно уходит, прихрамывая, довольный как слон. Специально ведь тянул время, чтобы уйти перед самой-самой полночью. Сволочь. Остаемся вдвоем, я имой гримуар, висящий перед диваном с раненным, но несломленным поедателем соленых розовых яблок.
—Фели, что завтра будет?— слабым голосом спрашиваю я книгу.
—А?— та определенно погружена в мысли, отвечая рассеянно,— Да ничего особого, Юджи. Просто съездим в один город, там подпишешь пару бумаг, тебе выдадут кристалл взрослого, запишут в книги… поживем немного, дождемся ответа изПарижа. Тебе должны увеличить содержание раз, эдак, в двадцать, и выделить особняк. Где-нибудь. А там будем жить дальше…
—Раз в двадцать?!— подпрыгиваю на месте я, тут же издавая стон боли,— Это же…!
—Юджи, не отвлекай меня,— внезапно холодно говорит моя единственная верная подруга и спутница жизни,— Не сейчас. Помолчи.
Пораженно молчу. На часах почти двенадцать, но это внезапно становится полной фигней. Что с ней?! Фелиция всегда была на моей стороне, она, можно сказать, была для меня хоть каким-то заменителем нормальной семьи! Я, конечно, часто задумываюсь, откуда я знаю или чувствую, какой должна быть нормальная семья или, к примеру, что Солюс Викардо всегда меня не мог терпеть, но… гримуар? Мой гримуар?! Отдает мне указания?!
Сейчас?! С тем же успехом пистолет мог бы отказаться стрелять, а нож резать хлеб!
—Чт…— слова застревают у меня на языке, когда часы бьют полночь. С первым же ихударом обложка моей книги вспыхивает языками черного и фиолетового пламени. Точно таким же, сразу, буквально через секунду, загораются многочисленные колдовские знаки на стенах, паркете и даже потолке нашего дома! Везде! Что это?!
—Сим объявляю!— громко и звучно проговаривает висящий в воздухе гримуар,— О закрытии малого контракта между мной, гримуаром Горизонта Тысячи Бед и…
Она произносит имя, которое я немогу услышать, понять, разобрать хотя бы слово. Этот набор звуков, он очень странный, он зовёт меня, он иесть я.Изо рта вываливается кусок просоленного розового яблока, но это последнее, что я чувствую перед тем, как всё вокруг, и моё сознание тоже, поглощает взбурлившая тьма, набросившаяся на меня из знаков. Нечто огромное, всезнающее, холодное и абсолютно безжалостное надвигается на меня оттуда, поглощая, как пасть кита поглощает безмятежную икринку криля.
Это длится секунду, а может быть, целую вечность. Скорее первое, нежели второе, так как я прихожу в сознание быстрее, чем выпавший изо рта кусок достигает пола.
