—У тебя две руки,— отмел я его возражения,— В одной книжка, а вовторой что будет? Фига? Нет уж, будем учиться, учиться и еще раз учиться!
—Да никто особо-то стрелять и неучится! Не хочу!
—Мы будем говорить всем, что идём бухать и по*лядям, а сами в тир!— мечтал я вслух,— Да итебе умение пристрелить кого-нибудь на дуэли пригодится.
—Да скакой стати мне участвовать в дуэлях не револьверах?!— вопиял ленивый и трусливый Азов.
—А вдруг кого вызовешь, а тот предложит стреляться?
—Я? Вызову?!
—Обязательно вызовешь. С твоей-то внешностью…
Отличный козырь эта его внешность. Всегда срабатывает.
///
Нет для аристократа смерти более позорной, чем повешенье. Хотя, можно сказать и иначе — нет для бывшего благородного, еще до сих пор считающего себя таковым, смерти позорнее. Высшее общество не может терпеть в своих рядах тех, перед кем маячит подобное бесчестье, поэтому осужденный, как и его семья, если он глава рода, лишается всех регалий. Низводится, становясь не только на висельную планку, но науровень последнего золотаря из провинции.
Христофор Анатольевич Бессменцев, глава петербуржского отделения Тайной Канцелярии, отбросил на стол газету, которую до этого момента держал в руках, разглядывая фотографии публичной процедуры лишения жизни через повешенье, состоявшейся вАстрахани буквально десяток часов назад. Репортеры здорово постарались, выбирая удачные ракурсы для болтающихся на ветру тел бывшего князя Елецкого и его боярина Расхатова. На газете еще чернила смазывались от свежести.
—Собакам и смерть собачья,— удовлетворенно проговорил Христофор, тяжело поднимаясь с кресла,— И ведь не переводятся-то они!
Каждый хочет отщипнуть кусочек той жизни, что имеют Истинные. Не все порталы в другие миры опасны. Из некоторых идут очень ценные и почти безобидные твари, в другие можно проникнуть самому, добыв нечто, что запросто превратится в полновесные рубли из рук волшебников, не задающих лишних вопросов. А то, встречался Бессменцев и стаким чудом, и начинают хитрованы сажать в другом мире разную растительную дурь! Было такое всего раз, слишком уж многое совпасть должно, но перед тем, как ревнители схлопнули дыру в пространстве, он сам, своими глазами полюбовался на кажущиеся бескрайними поля отборнейшей свияги, с листьями пусть и несиневатого, а оранжевого оттенка, зато какими здоровыми!
Не переводятся сволочи, как их нетрави. До такой степени не переводятся, что даже вот такое повешенье бывшего князя будущих преступников не угомонит. Плевать этим корыстолюбцам, что они неИстинные. Те своей силой, кровью и маной чужой мир держат, а что держит случайный портал? Магия. Много магии. Целая её воронка, устраивающая жуткие помехи на большую область. Каждый такой старый портал, тщательно скрываемый преступниками — это огромная работа в будущем для картографов и магов-определителей по составлению течений магии. И нетолько…
—Сволочи!— кратко охарактеризовал Бессменцев висящие трупы убитых людей на пути в личный ватерклозет. Там, в тишине и покое, он предался тому, зачем большинство людей заходит в туалет, одновременно думая, кого из своих людей ему отправить на подмогу астраханцам. Всё-таки здесь не дурманная трава была, а двоедушники. Сколько этих тварей сейчас в мире? Они же неисчезнут и неослабнут, даймоны, даже лишившиеся родного мира, продолжают свое существование, в чужих-то телах, на чужой-то мане… Так. Стоп. Стоп!!
—Не понял?!— впервые за очень долгое время Христофор Анатольевич, в прошлом настоящая легенда Тайного Сыска, видевший самую различную дрянь за свою большую и многотрудную карьеру, был искренне, стопроцентно и совершенно катастрофически удивлен.
В унитазе, там, куда этот достойный человек только что сделал единственные из своих маленьких дел, сияла крохотная, но чрезвычайно прелестная радуга.
Глава 21
—Болтун!— выдавил я, пытаясь справиться с дыханием. Получалось так себе.
—Иди ты!— также лаконично ответил мне взъерошенный миниатюрный блондин, под глазом которого начинал проявляться могучий фингал, а наобратной от него стороне головы — не менее могучая шишка.
Технически, Константин Азов-Лариненов был прав на все сто, исходя, конечно, из своего невеликого опыта. Мы сним если и небыли неприкасаемыми, то крутились где-то около этой утешительной позиции. Но! Мы жевРоссии, господа. Здесь, как и вдругих цивилизованных странах, молодежь умеет нивелировать подобные преимущества древним как мир ритуалом, прозываемом в народе «темная».
Проще говоря, на нас напали прямо в коридоре общаги неизвестные личности в количестве десятка человек, с мешками из-под сахара на головах, в которых были проверчены дырки для глаз. И, разумеется, попытались избить. Что сказать, у них получилось.
Нет, победили мы. Сначала, правда, меня просто снесли втроем, уронив на пол, аКонстантин попробовал смыться в свою комнату, но получив смачнейший пинок в тощий зад, блондин превратился в разъяренную декоративную крысу, чьи страстные вопли подействовали на нападающих обескураженно. Заминки в несколько секунд мне хватило, чтобы пару раз врезать локтем (в лучших традициях муай-тай) по голове (ушам) лежащих со мной на полу и неособо представляющих, что им теперь делать, людей. А локоть в ухо, с размаху, да еще и чуть-чуть умело — это очень больно.
Ор пострадавших в ухо, злобные вопли кидающегося в драку Азова, встающий я — всё это подействовало далеко не лучшим образом на оставшихся на ногах семерых, от чего и получилось контрнаступить. Это я еще молчу, что оставшиеся на ногах внезапно поняли, что мешок из-под сахара — это не только красиво, но иочень легко съезжает набок от более-менее резкого движения… в общем, можно сказать, они сами себя победили. Ну, помогли избить.
Впрочем, нам тоже досталось.
—Сейчас я узнаю, кто это! Сдеру маски!— злобно прошипел блондин, покачивающийся от того удара в глаз, что сшиб его с ног, заставив набить шишку на затылке. Он неуверенно зашагал к ближайшему стонущему телу.
—Не надо, Костя…— прохрипел я, останавливая злую блондинку.
—Почему?!!— возмутился графий сын.
—Потому что… тогда у нас не получится сделать так!— с этим возгласом я очень хорошо и смачно зарядил носком ботинка в пузо ближайшему страдальцу,— Это сейчас — тати! Преступники! Казлы!
—И неболее!— подхватив идею, блондин, не особо задумываясь, пнул ближайшее к нам тело прямо в мешок из-под сахара,— Неизвестные! Бандиты!
Разумеется, каждый возглас сопровождался ударом. Не нуа чо? Есть же традиция среди студентов решать свои вопросы между собой? Вот мы ирешаем? Решаем. А потом честно сможем сказать, что сопротивлялись неизвестным лицам. А кто они, что они… сие неведомо.
—Да! Не! Бей! Ты! В! Лицо!— старался я,— Мешок слетит! Бей в живот! Пусть! Хранят! Свои! Секретики!
Разумеется, меня слышали, а так как обрабатывать за раз мы могли лишь два тела, то остальные разделились между теми, кто предпринял попытку к бегству, и теми, кто решил, что наступило время реванша.
