—Да уж, господин Дайхард,— покачал старик лысиной,— Вы определенно хотите прожить быструю, но яркую жизнь. И ведь не просто так рассказали, не так ли?
—Ну раз вы предлагаете свою помощь и поддержку в сохранении моей жизни,— ухмыльнулся я,— Как я посмею умолчать о такой опасности?
—Хитрец,— поощрительно улыбнулся Амвросий Лебедянович, но выражение его глаз осталось холодным и внимательным, как и доэтого,— Ну что же, значит, решили. У меня к вам, юноша, будет сейчас одна просьба и два вопроса. Сначала просьба — постарайтесь ни вочто не влипать… как минимум, пока не появится связной. А лучше вообще. Слишком уж дело важное.
—Постараюсь,— коротко кивнул я под недовольный хрюк бульдога, провалившего очередную попытку покинуть хозяйские руки.
—Хорошо, тогда вопрос номер один,— задумчиво пожевал губами мой собеседник,— Буду прям до бестактности, у нас слишком серьезное дело вскрылось… итак! Господин Дайхард, кто за вами стоит?
—Никого,— коротко, но серьезно ответил я.С нажимом.
—То есть, вы либо врете, либо самоубийца. Точнее, самоубийца в обоих случаях, потому что если врете, то понимаете, кому вы сейчас соврали,— сам с собой поговорил дед, дав мне неслабый намек, что личность он вопределенных кругах очень известная,— Значит самоубийца… или дурак. Плохая из вас наживка, молодой человек.
—Ответил бы явам, что за мной стоите вы, то обозвали бы наглым самоубийцей,— пожал я плечами,— И, возможно, спустили бы собаку.
—Не исключено,— рассеянно покивал Витиеватый,— Ладно, последний вопрос, студент Дайхард!
—Да?
—Черненькие или беленькие?— выдал он насерьезных щах, сверля меня взглядом.
—Если вы оцвете нижнего женского белья, то беленькие,— твердо ответил я, впервые за разговор действительно удивляя старика до полуоткрытого рта,— А если имели в виду блондинки или брюнетки, то конечно же… рыжие!
—Хороший вкус, одобряю,— справился с собой человек,— Но яимел в виду стороны в шахматах! На этом всё, да… всё. Меня ждут дела, а вас учеба. Был рад познакомиться.
—Взаимно, ваше благородие.
Курв вырвался, когда я был на полпути к двери. Пришлось бежать, утешая себя тем, что демонстрирую адекватность, а нетрусость. Да, адекватность!
///
Константин Азов-Лариненов в силу молодости, внешности и весьма специфического воспитания понимал, что не так уж много в этой жизни и понимает. Это крайне важное и чудовищно редкое для юноши понимание он взрастил, внимательно слушая шепотки на приёмах, куда его сызмальства таскала мама, также не так уж много понимающая в хитросплетениях аристократического общества человеков. Но унеё были наперсницы и помощницы, выделенные мужем, объясняли они эйне все крайне доходчиво, разбирая прошедшие приемы, от чего Азов-младший многим премудростям и даже хитростям женским был учен как никто из его сверстников. Ну кто в своем уме будет стесняться этакую белокурую симпапулю?
То-то и оно.
Именно поэтому явление в его апартаментах родного отца, особо своим одиннадцатым сыном ранее не интересовавшегося (тому и так завидовали черной завистью предыдущие десять детей, так как прекрасная эйна ни надень не забывала о чаде), поставило Константина в тяжелое охренение. Высокий граф не просто изволил самолично явиться в жалкую конуру будущего ревнителя, а ворвался туда, сверкая очами. Увидев целого и вполне себе здорового, хоть и крепко ошарашенного отпрыска, граф подскочил к нему, пожал за плечи больно, а потом, придвинув своё благородное лицо поближе, прошипел как самый подколодный из всех змиев:
—Из учебки — ни ногою! Понял меня? Ни полногою! Пока не дозволю — сидишь здесь безвылазно! Тише травы, ниже тра… тьфу ты! Короче, ты меня слышал! Попробуют тебя отсюда куда-то направить — мне вызов, немедля! Осознал?!
—Осознал!— поспешно закивал Константин, прямо чувствуя, как его плющит с двух сторон.
—Хорошо!— сдавленно выдохнул батяня, а затем, жестом открыв портал, убыл прямиком наЛаринен, оставив своего отпрыска в тяжких раздумьях и смутных подозрениях.
С последними было всё довольно просто: если рядом кто-то себя ведет так, как не вел никогда,— значит виноват Кейн!
И вцелом это мудрая мысль была совершенно правильной, только вот беда — отсутствовавший с прошлого дня товарищ явился к себе домой в таком потрепанно-вымотанном состоянии, что единственное слово, которое сумел разобрать Азов-младший, прозвучавшее из уст подозреваемого, очень было похоже на«абырвалг».
НоКонстантин, снедаемый любопытством, не отчаивался. Он прибегнул к своему тайному оружию, отослав оное проверить, кто чем дышит в академии, а сам, заварив себе чаю, уселся ждать результатов. Вскоре их ему принесли и, можно сказать, на блюдечке. Пустом. Размером с поднос. Над большой и совершенно чистой поверхностью моргали совершенно бессовестные глазки Пиаты, намекающие, что за такое — требуется вознаграждение. Класть сюда, на поднос. Она много унесет!
Тут была проблема, так как у гордого потомка эйнов и графов в комнате было шаром покати, но, как было сказано ранее — Константин умел и любил учиться, и собственная горничная была отнюдь не исключением. Вытащенная из ворота толстая скрепка, хитро разогнутая под нужным углом, две минуты возни под нетерпеливым взглядом Пиаты… и вот, они вламываются кКейну, чье сопение доносится из спальни. Короткий обыск приносит свои плоды, с которыми преступная парочка покидает логово своей виновной (по святому убеждению Константина) жертвы.
—Это что же получается,— внезапно пораженно скажет Пиата,— Я усамой себя… украла?!
Константин, грызущий ворованное печенье, поперхнется от такой наглости, но совладав с собой и запив чаем, примется грозно смотреть на свою слугу. Та, когда наконец просмеется, примется рассказывать, что узнала. С чувством, с толком, с расстановкой.
Ну что можно сказать? Прозорливость Константина почти равна его физической красоте. А телегкие маты, что слышат через форточку прогуливающиеся парочки студентов? Это так…
…навеяло.
Глава 27
Жизнь становится удивительно спокойна и хороша, когда приобретаешь дурную славу. Итоги дуэли сРенеевым оказались столь сокрушительными для нестойкого подросткового духа, что на меня теперь даже смотреть не горели желанием. Не боялись, нет, возможно даже хоронили заранее, но шепотки и злые взгляды в спину исчезли как утренний туман под лучами солнца. Может, стоит благодарить за это Витиеватого, а может этот старичок даже сделать ничего не успел, потому как Юрочка наш слегка побитый, едва придя в сознание в медчасти, тут же удрал из академии. С концами.
Через день, правда, пришёл какой-то важный господин, выглядящий настолько всклокоченным, что как будто его сюда на пинках принесло. Побывав у директора, он решил вломиться ко мне в помещение, попутно сыпя угрозами. Дверь была не заперта (я ждал Константина), поэтому господин таки влетел. И недоуменно заморгал, дивясь разрезу на своем обширном животе. Не нанем самом, но сюртук и рубашку я ему вспорол начисто хавном, хотя рассчитывал и кишки выпустить. Неудобный, всё-таки, этот нож. Не представившийся грубиян, предсмертно взвизгнув, устремился в бегство, а япотом узнал, что он был как раз отРенеева-старшего, приходил погрозить смертью лютой за оскорбление рода. Или что-то вроде того.
