Впервые я встретила Райана Ричардса во плоти и наяву девяносто четыре дня назад. Я выбежала из дома посреди ночи, мое горло болело от криков. У меня случился очередной конфликт с мамой на тему того, достаточно ли я взрослая в свои семнадцать лет, чтобы попытаться найти папу. Я вспоминаю, что действительно использовала слово «папа» по отношению к нему, чем расстраивала маму до слез. Боже, Кэт. Думай, прежде чем говорить.
Я перекинула ногу через велосипед и принялась крутить педали, свет уличных фонарей мелькал, заставляя меня напрягать глаза, пока жжение в них не затмило все и бьющий в лицо ветер не охладил слезы до такой степени, что можно было притвориться, что это просто пот.
Я направлялась вТанцевальный зал. Если я сказала «танцевальный зал» и вы представили себе какую-то парилку на севере города, полную грациозных тел, где я могла бы забыть о проблемах взросления в мокрых объятиях южнолондонского Патрика Суэйзи… Хотелось бы, но увы.
Во-первых, мое взросление проходило не столько на севере города, сколько в пригороде. Во-вторых, мой коронный прием на дискотеках — сидеть-в-углу-и-надеяться-что-на-меня-никто-не-смотрит. И в-третьих, в этом Танцевальном зале никто не надевал танцевальные туфли уже давным-давно.
В тридцатые годы он был построен как бальный зал, а в сороковые бомба попала в крышу. В пятидесятых, шестидесятых, семидесятых и восьмидесятых его пытались превратить то в зал для игры в бинго, то в кинотеатр, то в дом с роскошными квартирами. Но ничего не вышло, так он и остался Танцевальным залом.
Внутри стены были расписаны пятидесятифутовыми изображениями джентльменов во фраках, как уФреда Астера, и дам в элегантных платьях, лица которых были уничтожены временем и шрапнелью люфтваффе. Иногда я разговариваю с ними. Звучит печально, я знаю, но это правда. Сколько я помню это место, снаружи его все время закрывали рекламные щиты строительных компаний, но работа так и не началась. Это мое место, застывшее во времени. Мой секретный город.
За исключением того вечера, когда я с визгом остановила велосипед у придорожного кафе с жареной курицей, а какой-то человек пробирался на выход из-под рекламных щитов. На мгновение я почувствовала возмущение, а потом нелепую ревность. Интересно, сколько еще людей молилось в моей часовне.
Если бы кто-нибудь в сообществе услышал эту историю (Господи, пожалуйста, не дай этому случиться), меня лишили бы профиля на RickResource за то, что я не узнала его, но было темно. Я видела его только со спины, он был в капюшоне, и я не могла разглядеть лицо. Он переходил на другую сторону улицы на перекрестке в пятидесяти метрах от меня.
Именно тогда меня оглушил грохочущий рев. Я оглянулась и увидела огромную фуру, раскачивающуюся на дороге позади нас.
—Эй!— позвала я его.— ЭЙ!
Но он не оборачивался, словно не замечая, что двадцать тонн грохочущей смерти едут прямо на него. Он мягко качал головой.
«О, черт,— помню, подумала я.— Он в наушниках».
И я бросилась крутить педали. Я проклинала себя за то, что ехала сюда так быстро, так яростно, что забились мышцы ног.
«Давай, Кэт. Ну же, Кэт. Вперед, Кэт. ШЕВЕЛИСЬ!»
Задыхаясь и ругаясь, я сумела разбудить в себе гнев, связанный с перспективой не успеть. Рев ветра смешался в ушах с ревом грузовика, когда я ускорилась, и теперь я слышу визг тормозов, но он слишком близко, слишком громко, и точно не остановится вовремя, и весь мой мир сейчас представляет толстовка, натянутая на плечи, которые, хотя и симпатичны, вряд ли достаточно хороши, чтобы умереть за них, ну да ладно, слишком поздно, чтобы отступать, а потом уфф!
Мир содрогнулся. Мы рухнули в клубок конечностей и спиц, и воздух снова вернулся в легкие, когда колеса прогремели в нескольких дюймах от нас.
—Твою ж… Ого! Спасибо.
Я сразу узнала его голос. И осталась лежать на асфальте лицом вниз. У меня галлюцинации. Иначе быть не может. Я не осмелилась поднять глаза, даже когда он осторожно поставил меня на ноги. Взглянешь на солнце и ослепнешь.
—Ты спасла мне жизнь,— произнес голос Райана Ричардса.
Мое сердце подскочило к горлу и застряло в нем, словно огромная пробка. Я силилась сказать что-то классное, приятное и скромное. «Героиня? О, не думаю, что я героиня. А ты как считаешь? Что ж, кто я такая, чтобы спорить?»
Но на самом деле, насколько я помню, я произнесла:
—Фниииип?
Он засмеялся, и именно после этого смеха я позволила себе поднять глаза. Я поймала себя на мысли, что никогда раньше не слышала такого смеха. Я видела все интервью с ним, и он никогда не смеялся так глубоко, искренне, радостно.
—Я бы угостил тебя напитком в знак благодарности, но вряд ли что-то работает в столь поздний час. Посидим у меня?
Я покачала головой, не в качестве отказа, а в рефлексивном неверии. Он протянул мне руку, и я почувствовала, как у меня вскипела кровь, когда он осторожно перевернул мое предплечье.
—Ой,— он вздрогнул. Кровавая ссадина на полруки, словно отпечаток большого пальца великана. Я даже не чувствовала ее.
—Пойдем,— сказал он.— Вернемся к моим и хотя бы обработаем ее. А то тебе придется кучу времени просидеть в приемном покое.
—Мннеее?— выдавила я.Может быть, у меня и в самом деле сотрясение. Я не помню, как ударилась головой, но полагаю, что непосредственная близость к поп-звезде эквивалентна четырем сильным ударам по черепу.
—Я ничего и не подозревал. Ты спасла мою жизнь. Неужели тебе вместо награды достанется травма, тем временем как я жив-здоров? Я не прощу себе этого.
Он отвез меня в двухэтажную квартиру размером с ангар, которую группа арендовала на время пребывания вЛондоне. Я сразу должна уточнить, что в тот вечер мы не целовались и не занимались диким и необузданным сексом. Потому что в ту первую ночь я все еще была готова поклясться, что боксеры Райана Ричардса — святыня, содержимое которой предназначалось для Ника Лэмба, и только для него.
Уверенность в этом жила во мне вплоть до того момента, когда восхитительная белокурая девушка, которую я почти наверняка видела в клипе «Rainin’ You», вышла из спальни Ника в футболке, едва прикрывавшей задницу.
Ее звали Никки де Венн. Она была очаровательна и сидела со мной на кухне, выглядевшей как нечто среднее между космическим кораблем и датской абстрактной скульптурой, пока Райан ходил за аптечкой.
—Так, значит, Рай привел тебя сюда?— спросила она небрежно, смешивая себе мартини в серебряном шейкере. (Я говорю, что это был мартини, как будто знаю, что пьют супермодели. Слушайте, жидкость была прозрачной, и она добавляла туда оливки. Это могло быть и средство для очистки двигателя, кто знает.)
—Эм… похоже на то. А тебя?
—Ник. Мы пытаемся держать это в тайне.
Она заговорщически наклонилась над скамейкой:
—Фанаты парней. Они уверены, что Ник иРай трахают друг друга, а любая их подружка — полный отстой.
