—Эми, ты здесь?
Она выкручивает мое запястье, и нож выскальзывает из онемевшей руки ей на грудь.
—Я думала, мы подружились,— с грустью говорит она.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Кэт
Свет в приемном покое режет глаза. Вокруг меня женщины пытаются совладать со своими переживаниями с разной степенью успеха. Одни сидят на самом краю обтянутой полиэтиленом скамьи и барабанят руками по бедрам. Другие, чтобы отвлечься, лихорадочно прокручивают ленту в телефоне, не в силах удержать внимание на чем-либо дольше секунды. Третьи сидят неподвижно, словно оцепенев от страха. Каждый раз, когда громкий писк нарушает тишину, наши глаза устремляются к матричному дисплею над окнами, где всплывает имя следующего пациента.
Примерно половину женщин сопровождают мужчины. Они что-то шепчут своим женам и подругам, сжимая их руки. Я чувствую боль в груди и отворачиваюсь от них. Все, что мне остается,— тереть свои потные ладони о джинсы.
—Хватит жалеть себя. Ты сама решила не говорить ему.
Пока. Мысленно себя поправляю. Я пока не сказала Райану. Он был бы здесь со мной, я уверена. Я чувствую легкий укол вины за то, что скрываю это от него. Я скажу ему, только… Ну правда, это моя матка и мои гормоны, и я хочу привести мысли в порядок, прежде чем сообщу ему.
В углу целуются две женщины. Я не сразу поняла, что они здесь вместе. Старшая, с прокравшейся на виски сединой, мягко качается на стуле. Она выглядит так, словно знает, что это ее последний шанс.
Стул с грохотом опрокидывается, и девушка с крашеными дредами срывается в туалет. Мы все с сочувствием смотрим на нее. У меня, по крайней мере в данный момент, тошнота в прошлом.
Но я, наверное, должна быть благодарна за двухнедельную брейк-данс вечеринку в животе, так как именно она в конце концов насторожила меня. Сиськи болели, я была измотана, но думала, что просто болею. Бледная, как зомби, пошатываясь, я вошла в гостиную, потягивая боврил
[2]— мама рекомендовала его как средство от расстройства желудка. По телевизору взволнованная белокурая женщина влетела в туалетную кабинку, где ее настигла рвота фонтаном, которая конкурировала с моим собственным эффектным блеванием.
—Что ты смотришь?— спросила я маму.
—Понятия не имею,— ответила она и открыла меню телевизора: «Залетела и попала». Она пожала плечами и с хрустом съела очередной чипс.— Помню, как мучилась утренней тошнотой, когда была беременна тобой. Кэт? Все хорошо?
Но я не могла ничего ответить. Я застыла на месте, а боврил стекал по лицу, словно я попала под мясной дождь.
Мне даже в голову это не приходило. Я принимала таблетки. Начала задолго до Райана и наших с ним отношений. Когда я стала задумываться над этим всерьез, я никак не могла вспомнить, пила ли я таблетки каждый день, месячные у меня были слабыми, но все же они были, так что…
—Все в порядке, мам.
Честно говоря, только на следующий день, когда пятый тест на беременность показал мне то же, что и четыре предыдущих, я поняла, что солгала. Я уставилась на маленькие синие полоски на тесте, горло обжигала паника. Райан, мама, школа, Эви — мой мир превратился в ураган вопросов, а ответов на них не было.
Громкий писк дисплея словно спицей пронизывает ухо: «Мисс Ипполита Ричардс».
Я поднимаюсь с сиденья, морщась от звука, который издают мои мокрые бедра, отрываясь от полиэтилена. Некоторые женщины постарше смотрят на меня украдкой. Кажется, я здесь младше всех, и я вдруг ощущаю мучительную пустоту в правой руке.
—Мисс… Ричардс, верно?— У доктора такая борода, что, связав из нее одежду, можно было бы согреть половину бездомных Лондона.
—Миссис,— поправляю я его. Если уж представляешься выдуманным именем, можешь использовать его как угодно.
—Ипполита, эм,— говорит он.
—Да,— отвечаю я.
—Королева амазонок,— он ухмыляется. Ему хочется покрасоваться.— Вперед, по коням!
—Точно.
—Родители любят классику, да?
—Эм… да. Они, эм… обожают такие вещи.
Он даже бровью не повел: наверное, многие приходили сюда с вымышленными именами, дело вовсе не в моих выдающихся артистических способностях.
—Я доктор Дженкинс. Пожалуйста, ложитесь вот сюда,— он прокрутил несколько страниц на мониторе.— Когда у вас были последние месячные?
—Они не прекращались.— Он поднял на меня взгляд.— Но я сделала кучу тестов, и все они утверждали, что я беременна.— Короткая вспышка надежды.— Это могло быть ошибкой?
Из него вырвался какой-то лающий смех.
—Не волнуйтесь. Я уверен, вы беременны. Можете поднять кофту? Расстегните, пожалуйста, шорты и чуть спустите их, чтобы я мог посмотреть низ живота.
Он заправляет салфетку мне за пояс, надевает перчатки и мажет мой живот желе, похожим на концентрированную арктическую талую воду. Я покрываюсь мурашками.
Он замечает мою дрожь:
—Я знаю, извините. Немного холодит.
Невольно вздрагиваю, когда он касается датчиком моей кожи. Через меня проходит легкий электрический разряд, и я чувствую, как каждый удар моего сердца пульсирует в челюсти. Он перемещает палочку туда-сюда, чуть наклонив голову набок, словно он — грабитель, а моя матка — сейф, который он может взломать. Потом до меня доходит, что так он смотрит на монитор компьютера. Я не знаю, сколько времени прошло. Около 3657955лет, судя по количеству моих сердцебиений. Волна чувств — отчасти облегчение, отчасти разочарование — накрывает меня. Тесты были неверными. Ребенка нет. Ничего не изменилось. Все хорошо.
А потом я слышу это.
Кажется, что звук исходит из динамика на стойке рядом со мной, но я знаю, откуда он на самом деле. Устойчивый, но быстрый, перегнавший мой бешеный пульс.
Сердцебиение. Сердцебиение второго человека. Внутри меня.
Я не могу дышать.
—Миссис Ричардс?
Я не отвечаю.
—Простите, миссис Ричардс?
Я моргаю и смотрю вниз. В девяти дюймах от моего лица появляется белое пятно, и когда я, только заметив, что плачу, смахиваю слезы и вытираю запотевшие очки, то понимаю, что это коробка с салфетками. Чтобы дотянуться до нее, мне нужно высвободить руку с подлокотника.
И все это время маленькое сердце быстро, как крыло бабочки, трепещет: тук-тук, тук-тук, тук-тук.
—Хорошо, что вы пришли именно сейчас,— говорит доктор.— Судя по всему, срок около одиннадцати недель. Нам нужно взять кровь для анализов.
—Почему?— я резко поднимаю голову.— Что-то не так?
