—Хорошо, тогда давай попробуем выяснить,— говорит она.— Закрой глаза.
Я повинуюсь и чувствую, как прогибается матрас, когда она упирается в него коленями позади меня. Она продолжает массировать мне лоб и виски.
—Вдохни,— мягко говорит она,— и выдохни. Медленно. Этой ночью ты никуда не спешишь и тебя никто не осуждает. Вдох,— повторяет она,— и выдох. Вдох и выдох.
Постепенно я чувствую, как легкие в груди расширяются все медленнее, подстраиваясь под ритм ее голоса. Я чувствую себя более спокойно и опустошенно, словно хорошенько выплакалась.
—Хорошо, теперь представь, что ты идешь к врачу и говоришь, что не хочешь иметь ребенка. Тебе делают операцию, но она занимает всего день. После этого ты возвращаешься к прежней жизни. Разница лишь в том, что у тебя был этот опыт и ты его помнишь. Что ты чувствуешь?
Я пытаюсь представить себе это. Рука тянется к животу, словно я могу ощутить еле различимое сердцебиение, перекликающееся с моим. Почему-то мне представляется, как я вынимаю вилку из розетки, и второй пульс прекращается. У меня внутри все сжимается.
«Он не существует!— яростно лаю я на себя.— Твои гормоны лгут тебе. Он не живой, у него нет разума, пока нет. Не похоже, чтобы он мог любить тебя в ответ…»
Но уже слишком поздно, я озвучила в мыслях это слово, одно-единственное слово: любить. Живое или нет, разумное или нет, рациональное или нет, я люблю это крохотное существо, растущее внутри меня.
—Плохо,— отвечаю я.— Мне плохо.
Голос Эви кажется встревоженным.
—Если тебя будет тошнить, делай это в ванной. У меня слишком дорогой сатин.
Я смеюсь и удивляюсь тому, что мне приходится фыркать сквозь слезы.
—Я про другое. Слава богу, тошнота стихла. Я имею в виду, что… я не хочу. Но когда я пытаюсь представить себе, каково это — иметь ребенка, мне становится страшно.
—Понимаю. И никто не может сделать этот выбор кроме тебя, но я на семь лет старше, и ты мне как сестра, поэтому позволь мне дать тебе большой сестринский совет, ладно?
Я киваю.
—Это нормально, что тебе страшно. По правде говоря, страх необходим. Если бы ты не тряслась от перспективы произвести на свет другого человека, чья крошечная жизнь будет целиком и полностью зависеть от тебя, то, честно говоря, дорогая, для этого аттракциона ты была бы слишком мала, ясно?
—Ясно.
—Но страх не означает, что ты не должна так поступать. Страшно, потому что это трудности, это перемены. Но в трудностях и переменах нет ничего плохого. Они всего лишь означают то, что означают.
Пока она говорит, в солнечном сплетении растет небольшой запас теплой уверенности.
—Ясно,— тихо говорю я.
—Я не знаю, какое решение для тебя будет правильным, Дэб. Но я могу сказать тебе вот что: я поддержу тебе во всем. Всегда. Если ты решишь отказаться от него, я готова обсудить с тобой это. Если оставишь и тебе понадобятся деньги, они у тебя будут. Потребуется помощь в уходе, пока ты будешь в школе, а мама на работе, я помогу…— в первый раз в жизни она запнулась, оглядывая свой шикарный дом.— Думаю, я смогу заламинировать тут все, чтобы защитить от разных жидкостей, выделяемых ребенком, и научусь менять подгузники и все такое.
Я чувствую такой теплый прилив благодарности, что хватаюсь за нее.
—Спасибо, спасибо, Эв, ты герой.
—Конечно, Белая лошадь,— Эви сжимает мою руку.— Разве я могла поступить иначе? Ты моя лучшая подруга. Поверь, когда началось все это дерьмо сРайаном и его тайной подружкой, меня здорово подкосило,— она смеется.— Я не могла есть, спать, краситься. Я была так зла, что у меня дрожали руки.
Почувствовав мое напряжение, она, должно быть, принимает его за крепкие объятия, и отвечает тем же.
—Почти никто из тех, кого я знаю в реале, меня не понимает, только ты. Я позвонила, ты пришла. Ты была рядом со мной тогда. Я рядом с тобой навсегда.
Она сжимает меня еще сильнее, ее руки словно из стали.
—Навсегда,— обещает она.
Я делаю все возможное, чтобы открыть входную дверь бесшумно, но ключ в замке все равно звучит как выстрел на безлюдной улице. Я вздрагиваю, но это уже не имеет значения, потому что, когда дверь распахивается, я вижу свет, льющийся из кухни, и замечаю, что мама сидит за столом с чашкой странной мешанины, над которой поднимается пар, а банка нового средства от бессонницы отбрасывает длинную тень на деревянный стол.
Долгое время мы просто смотрим друг на друга. Как всегда, я первой нарушаю молчание.
—Бессонница?— спрашиваю я, стараясь говорить обычным голосом.
—Она самая,— говорит она довольно спокойно.— Со мной часто такое бывает, ты же знаешь. Да и дочь, которая любит тайком пробираться домой в два часа ночи, сну не способствует.
Она держит конверт с запиской, оставленной мною на холодильнике:
Я заскочу кЭви. Пожалуйста, не волнуйся и не звони в полицию. Скоро буду дома. К.
—Может, объяснишь?
Я открываю рот и замираю. Я понимаю, что пока не готова. Я ожидала, что завтра у меня будет целый день, чтобы привести мысли в порядок, и теперь слова пытаются выскочить из меня клубком и застревают в горле.
Оказывается, это не имеет значения, потому что еще до того, как я наполовину открываю рот, мама говорит:
—Ты беременна.
Я взрываюсь, от шока у меня дрожит голос:
—Как… как ты?..
—Вопрос должен звучать: как я не догадалась сразу?— она качает головой в тихом изумлении.— Домой возвращаешься тайком, ночью. Неделя рвоты, странные вкусовые предпочтения. Нервно сообщаешь, что идешь в туалет, хотя никогда раньше не информировала меня об этом. Наверное, ты писала на тест? Нет, на несколько тестов, ты не поверила бы результатам одного.
Я заливаюсь краской, но молчу.
—Честно, Кэтрин, лгунья из тебя ужасная, за что я всегда была благодарна,— она издает короткий горький смешок.— Придется требовать компенсацию за мои материнские инстинкты — они с серьезным дефектом.
Она встала, обошла стол и заключила меня в объятия.
—Ты… ты не злишься?— недоверчиво спрашиваю я.
—О боже, милая. Я в ярости,— смеется она.— И больше всего по отношению к себе. Поверь, завтра нас с тобой ждет мучительный разговор о деталях того, когда и как это произошло, и не пугайся, если дом самопроизвольно воспламенится от моей ослепительной вспышки гнева.
Она гладит меня по волосам.
—То, что я злюсь, не значит, что я не была на твоем месте. Что не помню страха. Что не фантазировала, как все было бы, если бы мама была еще жива, когда я узнала о беременности. Вместо сна я столько времени потратила на разглядывание потолка и придумывание каждой детали того, как бы она повела себя.
