Палец висит над иконкой RickResource, но я не нажимаю. Если меня раскрыли, не уверена, что смогу выдержать то, что увижу там.
Вместо этого я открываю сообщения и отправляю фото папарацци Райану:
Похоже, мы оба теперь знамениты,— пишу я, добавляя взволнованный смайлик.— Ты в этом профи, что мне делать?
К моему крайнему удивлению, его ответ прилетает мгновенно, и от его резкости мне становится не по себе.
Ничего не делай. Ничего не говори. Оставайся внутри.
Боже, Рай,— пишу я в ответ.
Не дай им увидеть тебя.
Так и есть. Обмен сообщениями, такими же обрывистыми, как рявканье сержанта-инструктора, но это самое длинное, что я получила от него за две недели. Я прокручиваю переписку вверх. Перечитывать их — все равно что трогать больной зуб языком.
С первого взгляда заметно, что соотношение так себе. Три небесно-голубых прямоугольника на каждый серый, и чем дальше, тем сильнее расходится маленький шов тревоги.
Привет, прошло уже около недели. Хотела узнать, смог ли ты поговорить со своими ребятами.
Привет, Рай, надеюсь, у тебя вТокио все в порядке. Просто хотела убедиться. Живот становится все больше. Хотела спросить, все ли у нас идет по плану?
Привет, это снова я.Знаю, ты безумно занят туром, но время идет, а я благодаря малышу с каждым днем все больше становлюсь похожа на минивэн. Все девочки в школе спрашивают, кто отец, и мне было бы гораздо легче, если бы я знала, когда смогу сказать им…
Я вздрагиваю от милой фразы «все девочки в школе спрашивают, кто отец». Я написала так, будто мы все собирались вместе, охотно сплетничая, как в фильме «Бриолин». На самом деле это, скорее, было как на уроке математики, когда миссис Чен спрашивает: «Если х стремится к нулю, что стремится к бесконечности?», аЛорен Коул отвечает: «Число мужчин, которые побывали в трусах уКэт, верно?» Все смеются, а миссис Чен строго глядит на мой живот и ничего не говорит, как будто я заслужила это.
Маленький паук гнева вползает в горло. Я жду не дождусь момента, когда сотру злобные улыбки с их лиц тем фактом, что мужчина у меня был всего один и это самый сексуальный мужчина, по версии журнала Elle, в течение последних двух лет.
Ответы Райана всегда приходят в тот момент, когда они нужны мне больше всего — когда ноги готовы отвалиться после нескольких минут ходьбы от школы до дома или когда я шатаюсь по утрам, словно контуженый жеребенок, потому что почти вся ночь ушла у меня на то, чтобы найти удобное положение для сна. Я дорожу ими и перечитываю снова и снова, склонившись над экраном телефона посреди темной спальни, словно это пламя свечи, источник тепла и света.
Каждое сообщение от него успокаивает меня. Его специалист по связям с общественностью был болен, но теперь вернулся. Мы почти готовы, остались последние штрихи. Тут кое-что случилось, и им нужно это переосмыслить, но все будет хорошо. Пока они вАзии, разница во времени усложняет ситуацию, но он позвонит ему, чтобы закрыть вопрос, как только вернется. Каждое сообщение заканчивается одинаково.
Я люблю тебя. Очень жду встречи с нашим малышом.
Наш малыш. Интересно, знает ли он, что каждый раз, когда я читаю эти слова, меня словно согревает изнутри горячий напиток в морозную ночь.
Конечно, живот растет так быстро, словно собирается завоевать Западную Европу, так что его желание, вероятно, скоро исполнится.
«Слишком долго,— постоянно напоминает ноющий голос внутри меня.— Прошло четыре месяца, а он до сих пор не сделал публичное заявление».
Он сделает, я продолжаю сопротивляться. Он должен это сделать, потому что скоро появится либо слух, либо ребенок, и если это будет малыш, то новости все равно разлетятся.
Гул снаружи отвлекает мое внимание от экрана.
—Миссис Канчук! Миссис Канчук! Лори!
—Кто вы все, черт возьми?
Я подглядываю сквозь занавеску. Мама пробивается сквозь толпу, стараясь не задеть журналистов пухлыми пакетами Tesco. Они ей никак в этом не помогают.
—Миссис Канчук, ваша дочь встречается сРайаном Ричардсом?
—Прочь от моей двери, вы, свора гиен!
—Правда ли, что они тайно встречались в течение многих месяцев?
—Я скажу тебе, что правда: если ты не уйдешь с моей территории и не оставишь мою дочь в покое, то обнаружишь эту камеру у себя в одном месте. И мне плевать, на какого говнюка ты работаешь.
Журналистом, с которым она разговаривает, оказывается мужчина с желтушными глазами, трезвонивший в звонок, и он даже не пытается убраться с ее пути. Он ухмыляется. Мама вздыхает. Она ставит покупки на землю, стараясь не уронить яйца, лежащие сверху в правой сумке. Она выпрямляется и демонстративно медленно завязывает волосы в хвост, а затем делает шаг и останавливается менее чем в футе от Желтушных глаз.
—Я знаю, о чем ты думаешь,— говорит она достаточно громко, чтобы я и все папарацци в маленьком палисаднике услышали.— Я большой, крепкий мужчина, и очень забавно, что эта маленькая женщина угрожает мне. Более того, я имел дело с самыми суровыми профессиональными телохранителями, которых только могут нанять богатые и знаменитые,— с чего я должен опасаться агента по страхованию, женщину средних лет из Доркинга?
Мистер Желтушные глаза по-прежнему ухмыляется, но у него на лбу мерцает блеск, возможно от пота. Я не виню его, ведь этот приятный, спокойный тон, который использует мама, является признаком того, что врата ада скоро сорвет с петель.
—Но,— продолжает мама,— есть несколько моментов, которые ты не учел.
Она загибает пальцы:
—Во-первых, профессиональных вышибал, с которыми ты сталкиваешься лицом к лицу и так гордишься этим, на самом деле в большинстве случаев учат тому, как не причинить тебе слишком большой вред. В конце концов, это их работа — применять силу. И они не хотят, чтобы им постоянно предъявляли иски.
—Во-вторых.— Желтушные глаза нервно переводят взгляд на мамину руку, когда она разгибает второй палец.— Хотя я хожу только раз в неделю, по вторникам, я достаточно долго занимаюсь крав-мага, чтобы получить черный пояс. Нас, к сожалению, не учат, как не причинять вред. Только тому, как вывихнуть суставы и сломать кости. И тебе лучше не знать, что нас учат делать с гениталиями.
—В-третьих.— Палец вытягивается, и рука падает, как лезвие гильотины. Мама быстро сокращает оставшееся расстояние. Журналист заметно вздрагивает.— Я защищаю не босса. А свою дочь,— шипит она на него.— А значит, если ты попытаешься проверить, на что я способна, я тебя, сука, поимею.
Желтушные глаза больше не улыбается. Он пятится и падает в розовый куст. Он поднимается, все лицо исцарапано. Она бесстрастно смотрит на него, пока он обходит ее.
