—Это был мамин подарок на день рождения, она убьет меня. Я должна вернуться и попытаться найти его.
Эви скептически смотрит на поток выходящих фанатов:
—Удачи.
Я морщусь:
—Не жди меня.
Эви смеется:
—Не волнуйся, не буду. Ты точно остаешься?
—Если я хочу, чтобы запрет выходить из дома закончился до наступления менопаузы, я должна хотя бы попробовать.
—Ну ладно, мне больше пиццы достанется.
Эви позволяет толпе увести ее к выходу и через пару мгновений скрывается за толкающимися телами. Я поворачиваюсь к сцене и слышу за спиной восторженный крик: «О, боже, ты Teenage Petrolhead?!», и понимаю, что у нее все отлично.
Я делаю вид, что просматриваю пол на предмет упавшего кошелька, светя фонариком телефона, словно прожектором, но двигаюсь слишком быстро, чтобы смотреть внимательно. В животе трепет от предвкушения, и все, что мне остается,— не бежать сломя голову.
Однако, уткнувшись взглядом под ноги, я едва не врезаюсь в кирпичную стену, обтянутую ярким полиэстером.
—Выход вон там, мисс,— грохочет охранник, указывая мне через плечо. Его голос похож на проносящийся мимо поезд.
Пересохло в горле, вспотели руки, хочется в туалет, но мне удается выдавить из себя единственную фразу:
—Амбарный замок.
Он долго смотрит на меня.
«Не сработало,— думаю я.— Все это было шуткой».
Но затем он закатывает глаза, вздыхает и отходит в сторону.
—За занавесом, первый поворот налево,— говорит он,— потом вторая дверь справа.
—Спасибо!
—Не за что.
Я поднимаюсь по ступенькам на краю сцены и протискиваюсь сквозь черные шторы. Впереди, под решеткой строительных лесов — похожий на разинутый рот коридор. Я спешу пройти по нему, подгоняемая смесью тревоги, гнева и нужды. Я опоздала? Неужели я недостаточно быстро проталкивалась через толпу? Есть ли тут кто-то еще? Моя кожа зудит от нервов.
Мимо проносится худенькая женщина, ее бейдж раскачивается в разные стороны, но она не препятствует мне. Слева появляется другой коридор, и я поворачиваю туда. Я прохожу сквозь безымянную дверь справа, но за ней нет ничего, кроме пустого коридора, кажущегося бесконечным. Я падаю духом второй раз за пару минут, пока не замечаю впереди поворот и прямо за углом вторую дверь.
Я поднимаю кулак и, напрягая ноги, чтобы сбежать в недра стадиона, если ответит не тот человек, стучу.
Дверь распахивается. Он улыбается мне. Не с обложки журнала, не из клипа — его улыбка настоящая. Он без рубашки, и когда я бросаю взгляд на его грудь и плечи, все еще блестящие от пота, по внутренней поверхности бедер пробегает легкая дрожь. Теперь я вижу новую татуировку на его правом предплечье целиком: не замок, а петлю бесконечности.
—Всегда,— говорит он мне.— Я хочу всегда быть на высоте.
Я рассмеялась, пораженная собственной смелостью. Как он вообще может быть не на высоте?
—Я ждал тебя.
Вряд ли мне когда-нибудь надоест голос, произносящий эти слова.
—Я не могу…— я почувствовала, что задыхаюсь. Должно быть, я спешила сильнее, чем думала.— Я не могу поверить, что ты…
Но мне не удается закончить предложение, потому что Райан Ричардс прерывает меня поцелуем.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Эми
Я помню, как меня впервые напугал кто-то из интернета.
По твердому настоянию матери (вы никогда не догадались бы, что она работает без трети легкого) я отвела целые выходные на то, чтобы объехать выбранные нами университеты. Это была сумасшедшая двухдневная поездка до Эдинбурга через Дарем, а затем обратно через Йорк иЛидс вБристоль, ураган бланков, брошюр и незнакомых лиц, разгуливающих туда-сюда по огромным викторианским коридорам мимо статуй невероятно усатых викторианских мужчин, одаривших тот или иной университет несметными богатствами, которые они отобрали у столь же бесчисленного количества людей, которых они завоевали во имя, конечно же, Виктории.
Я чувствовала себя зомби, когда выходила из поезда на станции Темпл-Мидс. Падавшие сквозь стеклянную крышу косые лучи солнца слепили меня, заставляя щуриться. И тут мне бросилась в глаза она, выделявшаяся своей неподвижностью и молчанием среди разноцветных пятен тел, сумок и шума голосов.
Конечно, у меня были интернет-ненавистники. Покажите мне женщину с более чем пятью сотнями подписчиков, и я покажу женщину, на которую выливают дерьмо с анонимных аккаунтов. Мне в ленту присылали фотографии горящих автобусов и истекающих кровью младенцев, когда я имела смелость публично высказывать какие-либо мнения, но ничто прежде не пугало меня так сильно, как выглядевшая напряженной девушка с коротко подстриженными волосами фиолетового цвета и слишком густо накрашенными тенями — страх пробирал до самых костей.
То, что она ждет именно меня, я поняла еще до того, как услышала ее голос.
—Эми!
Я помню трепет в груди, когда попыталась улыбнуться ей. Я спросила, как она узнала, где меня искать,— я не писала о своей поездке ни в одном из своих аккаунтов,— и она рассказала мне все о детективной работе, которую проделала: о том, как изучала не только мои ленты новостей, но иЧарли тоже. Ее догадки основывались на времени года, звонках в железнодорожную компанию, которые она сделала, притворяясь мной, чтобы подтвердить мои билеты вплоть до места и вагона. Она сияла от гордости, желая впечатлить меня и ожидая благодарности за ее преданность.
—Ведь мы же друзья…— сказала она.
Я изо всех сил старалась, чтобы голос звучал ровно, балансируя между строгостью и нежностью, пока объясняла, что она перегнула палку. Я заметила ее худобу. Помню, как я боялась, что она может сделать что-то с собой или со мной, если я слишком сильно ее задену. И все это время я паниковала внутри. О боже, до меня могут добраться. Они могут достать меня здесь, реальную меня в джинсах, потную и уставшую, добраться до моей семьи и моей кожи.
С тех пор были и другие, но сейчас мне вспомнился взгляд той первой девушки: голодный, взволнованный, умоляющий меня заметить ее и похвалить. Женщина на кухне может быть тетей той девушки или ее старшей сестрой: выражение ее лица точно такое же.
Конечно, есть некоторая разница в том, что вместо рваной футболки Ramones она носит на себе бомбу.
Через окно доносятся звуки: хруст гравия под ногами, болтовня папы и смех Чарли (смех: папа удивительно на него влияет, как и всегда), и я возвращаюсь в реальность.
Я повернулась на каблуках и рванула в коридор. Кровь гремит в ушах. Горло сдавливает ком. С каждым шагом я жду взрыва, жара, поражающих элементов, рвущих кожу, жир и мышцы, волны, которая переломает мне кости, собьет с ног и впечатает в стену. Мое перекошенное паникой лицо отражается в стеклах входной двери и увеличивается с приближением. Я словно смотрю на себя глазами насекомого.
