Звук ключа в замке напоминает выстрел.
Дверь приоткрывается, когда я добираюсь до нее. Я чувствую воздух с улицы пальцами, обвившими косяк, и в какой-то момент думаю: «Потяни, открой ее, выбирайся, беги. Это займет всего секунду».
Но у меня нет секунды. В стекле я вижу расплывчатое отражение женщины позади, она приближается, и, несмотря на искажение, я замечаю, что она лезет рукой в куртку. Я толкаю дверь всем телом, и она захлопывается.
Отшатнувшись, папа издает испуганный вскрик:
—Эми? Что, черт возьми…
—Папа, БЕГИ!— кричу я.— ТУТ ЖЕНЩИНА СБОМБОЙ! БЕРИ ЧАРЛИ ИБЕГИ!
Он замирает, но только на миг, а затем я вижу сквозь стекло, как его размытый силуэт поворачивается к двери спиной. Он хватает Чарли одной рукой, поднимает и бросается прочь по дорожке, и галстук летит позади него.
Он даже не колебался. Что за болезненное чувство в животе — облегчения или предательства?
Затуманенным слезами взглядом, дрожа от адреналина, я замечаю, как ее рука нависает над моей. Кажется, она передумала и решила похлопать меня по плечу. От ее прикосновения все мое тело напрягается, как у добычи хищника.
—Я рада, что ты так поступила.
Я смотрю через плечо. В ее глазах сочувствие. В моей сфере деятельности я часто встречаю сочувствие, но ее — подлинное, в двадцать четыре карата.
—Это было нелегко.
Я молча смотрю на нее. Что она хочет от меня услышать?
—Справедливо. Ты права. Мне жаль.
Она достает из куртки не кнопку, не пистолет, не взрывное устройство, а небольшую катушку блестящего металлизированного скотча.
—Извини,— говорит она. А потом проталкивается вперед, словно в метро в час пик, разматывает скотч и заклеивает проем между дверью и коробкой от правого нижнего угла вдоль верхнего наличника и вниз до самого пола, пока не заделывает все щели. Только теперь я замечаю, что по обе стороны от двери вдоль плинтуса проходит та же лента.
—Ну вот,— говорит она. Ее плечи заметно расслабляются, и она выпрямляется, словно только что сняла с себя тяжелый рюкзак.
—Цепь замкнута.
Цепь?
Я снова смотрю на гнездо проводов, торчащих из ее куртки. Среди них я замечаю маленький зеленый огонек, которого не было раньше.
Я чувствую, как пересыхают губы. Похоже, меня сейчас стошнит. Я следую взглядом за линией скотча вдоль плинтуса. Он исчезает за каждым дверным проемом и вновь появляется на другой его стороне.
Она следит за моим взглядом и кивает.
—Умная девочка,— одобрительно говорит она.— Это похоже на провод. Непрерывный контур проходит через каждую комнату в доме. Теперь, когда цепь замкнута, если ее нарушить, она отправит радиосигнал и…
Она тактично избегает дальнейших объяснений, но ее взгляд падает на жилет с бомбой.
—Значит,— говорю я хрипло. По моему горлу будто прошлись теркой.— Ты заклеила…
—Каждую внешнюю дверь и окно,— она застенчиво улыбается.— На это ушло все утро. Пришлось доделывать в спешке, но я знала, что у меня есть как минимум пара часов.
—Что? Что ты… ты имеешь в виду, что…— Я затихаю.
Испытываемый ужас, должно быть, отразился на моем лице, потому что она скривилась.
—Извини,— говорит она.— Да, ты опубликовала время похорон, что было весьма критично для этой работы.
Мне не хватает воздуха. Я прислоняюсь спиной к двери и медленно съезжаю вниз, глядя на скелет женщины с бомбой с извиняющейся улыбкой.
—Ты оставила входную дверь открытой…— мой голос охрип, а горло горит от крика.
—Ну, ты должна была войти. Какой смысл быть тут без тебя.
—Что бы ты сделала, если бы я не добралась до дома первой? Если бы это был папа или Чарли?
Улыбка меняется с извиняющейся на горькую, но все еще остается на ее лице. Как будто она носит эту улыбку как щит: чем хуже новости, которые она должна сообщить, тем сильнее она цепляется за нее. Она неспешно лезет в куртку и достает оттуда маленький черный пистолет с коротким стволом. Я отскакиваю от двери.
—Только если бы они отказались оставить тебя,— говорит она, как будто это должно меня успокоить, а потом хмурится.— Вряд ли с этим были бы проблемы: твой отец рванул как ошпаренный. Мне кажется, это не самый достойный поступок по отношению к единственной дочери.
Во рту кислый металлический привкус, словно я прикусила щеку.
—Он защищал Чарли.
—О, несомненно.
Ее голос мягок, но резко контрастирует с выражением лица, и в какой-то момент у меня пролетает мысль: «Она злится — нет, она в бешенстве. В бешенстве от того, что он оставил меня».
Она рада, что ей не пришлось стрелять в него, или зла, что ей не выпало такого шанса? Живот все сильнее скручивает от страха перед хаосом, который я вижу в ней. Эта женщина — если пистолет, бомба и гребаные замороженные булочки были недостаточным тому подтверждением — совершенно безумна.
—Что ты хочешь?— шепчу я еле слышно.
Она не отвечает, просто склоняет голову и смотрит на меня сверху вниз.
—Дело в деньгах?— спрашиваю я.— Бери что хочешь.
Она окидывает взглядом коридор: потолок, старую деревянную раму зеркала, широкую лужайку за дверным окном.
—Весьма любезно с твоей стороны, но нет. Мне нужны не деньги.
Пронзительный вой доносится сквозь стекло, затем меняет тональность на более низкую. Я чувствую, как по спине пробегают мурашки: сирены.
Непринужденное движение, и теперь пистолет направлен на меня.
—Прежде всего, Эми, я хочу твой телефон.
Мой телефон?
Я наклоняюсь и медленно достаю его из сумки, оставленной у двери. Рука касается телефона, интуитивно я снимаю блокировку экрана, открываю приложение Heartstream и нажимаю «транслировать». Это занимает меньше секунды: движения настолько привычны, что я могу повторить их вслепую. Любая информация из внешнего мира может быть полезной, правда? Аппликаторы наклеены вдоль линии роста волос на затылке и почти сливаются с ними. Если повезет, она даже не заметит, что я все еще ношу их. На всякий случай я поднимаю подбородок, чтобы посмотреть ей в глаза и скрыть небольшую накладку на шее под высоким воротником, одновременно блокирую телефон, вытаскиваю его из сумки и передаю ей.
—Разблокируй, пожалуйста.
Я подчиняюсь. Она берет его, с прищуром смотрит на экран, затем на пистолет, затем обратно на телефон и отступает на несколько шагов.
—Подожди минуту,— приказывает она и принимается печатать одним пальцем, время от времени поглядывая на меня. Я вижу, как ее губы дергаются, когда она подбирает слова.
—Как тебе?— спрашивает она.— «Привет, Джереми, ты меня не знаешь. Но у меня твоя дочь. Пожалуйста, не волнуйся — мы обе в безопасности, и я не собираюсь причинять ей вред, но на мне бомба, и я подключила каждую внешнюю дверь и окно к детонатору, так что было бы здорово, если бы ты сообщил полиции, что штурмовать дом — плохая идея. С наилучшими пожеланиями».
