Мало того что эти юнцы, брат с сестрой, управляют отелем «Тишина», так с ними еще и ребенок.
— Мы приехали сюда в конце войны, — продолжает она, то открывая, то закрывая дверцу шкафа. — Последняя остановка, дальше только море.
— А вы с братом владельцы отеля?
Она смущается.
— Нет, наша тетя, мамина сестра. Но она уехала из страны. Можно сказать, мы управляем «Тишиной» за нее.
Затем женщина хотела еще что-то добавить, но передумала.
Я чувствую потребность прояснить ситуацию.
— Так вы здесь живете вместе с мальчиком, вы и ваш брат? Прямо в отеле?
Она кивает и говорит, что они ждут жилье в городе. Дом, в который она переедет вместе с несколькими другими женщинами, сыном и братом, сильно поврежден, там нет воды и электричества.
— Вот мы и живем пока здесь, — говорит она, исчезая в ванной, чтобы положить полотенца. Я слышу, как она открывает кран.
— Вода прозрачная, — говорит она удивленно, появившись в дверях. — Больше никакого песка.
— Я прочистил трубы.
Я слышу, как она включает душ.
— Душ тоже работает. И вода горячая, — доносится из ванной ее голос.
Она явно поражена.
— Надо было снять лейку душа и вычистить песок и глину.
Затем она неожиданно подходит к окну и раздвигает занавески.
— В детстве мы с братом приезжали сюда на каникулы.
Некоторое время молча стоит у окна, повернувшись ко мне спиной.
— Вон у той стены расстреливали людей. — Показывает рукой. — Рядом находилась пекарня, и завернуть за угол было трудно.
Я подхожу к окну.
— Там?
— Да. Следы от пуль до сих пор видны в стене. Как только люди собирались группами или становились в очередь, они подвергали себя опасности быть расстрелянными.
Она объясняет, что линия фронта проходила прямо через жилые кварталы и, пока город был на осадном положении, некоторые кварталы месяцами оставались в изоляции.
— Жителям доставляли продовольствие по тоннелю, — добавляет она.
Я подумал, что, глядя в окно, трудно понять, где залегал снайпер.
Она замолкает, но затем продолжает:
— Есть разные предположения, кто расстреливал.
Она нерешительно оглядывается через плечо, словно хочет убедиться, что никто не стоит в дверях.
Или же следит за сыном.
— Я слышала, он поет в хоре, — говорит она, поправляя резинку в волосах.
По всему городу захоронен я
Кроме ремонта дверцы шкафа, других заданий на сегодня в списке нет. Обо мне здесь никто не слышал, и никто меня не ждет. Я знаю, что моя мать за ледяным океаном слушает радио и ест ревеневый кисель со сливками. Но никто от меня ничего не хочет. Двадцать шесть лет я ни дня не оставался без заданий. И что я буду делать целые шесть дней?
Если вычесть семь часов на сон, то останется заполнить по семнадцать часов в сутки.
«Семнадцать на шесть получается сто два часа», — мгновенно подсчитала бы мама.
Это означает, что светило поднимется над горизонтом еще шесть раз.
А есть ли еще что-нибудь, что мне хотелось бы сделать?
Я мог бы отправиться на экскурсию, раз уж заверял их, что в отпуске. Какую церковь, какой музей, какие древности мне сегодня посмотреть?
Вчера парень на ресепшен сказал, что не знает о существовании мозаичного панно или других древностей; может быть, сегодня он что-то вспомнит.
Я трижды звоню в колокольчик, но парень приходит только через десять минут. Появившись, он в спешке застегивает пуговицы белой рубашки. Я замечаю, что он в спортивных штанах и кедах, в волосах серый комок пыли, как будто он работал с цементом. На шее у парня наушники, он снимает их и кладет на стойку, но не выключает плеер, и из них доносится голос Лорд.
Снова спрашиваю его насчет мозаики.
— Вам удалось выяснить о панно? О древностях?
— Нет, к сожалению, — говорит он. — Требуется больше времени. Но я работаю над этим вопросом.
Я рассказываю ему, что, согласно сайту «Тишины», стена разделена на две части. Одна — древняя, другая — новодел, связанный с лечебными ваннами, которые рекламирует отель.
— Не нужно верить всему, что написано в Сети. К тому же это было до войны. С тех пор многое изменилось.
Затем парень благодарит меня за напоминание обновить сайт.
— Я продолжу собирать информацию, и если что-то выясню, непременно дам вам знать, — добавляет он, аккуратно раскладывая стопку карт на столе.
Затем он хочет знать, куда я собрался.
— На прогулку.
Он тут же расстилает карту города и повторяет свои вчерашние инструкции. Куда нельзя ходить, если я не хочу превратиться в растерзанное на куски тело. Туда нельзя, сюда — совсем нельзя. И снова предостерегает меня от открытых пространств.
— Солнце светит и на могилы, — говорит парень под конец и сворачивает карту.
И поскольку завтрак я проспал, он рекомендует мне ресторан ниже по улице. Если я хочу, он позвонит владельцу и сообщит, что я буду. Тогда точно успеют приготовить.
Мне вдруг приходит в голову, что мой сын мог бы быть ровесником этого парня, если бы я вообще мог дать жизнь другому существу.
Тебя я встретил
Вот я на земле.
В буквальном смысле.
Стоя на площади, разворачиваю карту города. Ветра нет, тепло, воздух желтый от пыли.
На площади стая серых голубей. На память приходят вчерашние слова шофера:
— В войну даже птицы исчезли.
Вдалеке раздается шум техники, в городе идут строительные работы. Я брожу по переулкам, и у меня такое чувство, будто я всегда заворачиваю за один и тот же угол. Некоторые дома уцелели, тем не менее совершенно ясно — многие из них были оставлены в спешке. Людей на улице немного, но, удивительно, многие лица кажутся мне знакомыми. Вот женщина, похожая на мою бывшую свояченицу, сестру Гудрун; в какое-то мгновение промелькнула спина Свана. Я разглядываю людей, но они на меня не смотрят. У некоторых нет рук или ног либо одной из конечностей.
Вдруг я вспоминаю, как однажды Гудрун спросила меня, смог бы я отдать ей свою почку, если вдруг потребуется. Я ответил «да» и уточнил, не больна ли она, однако получил отрицательный ответ. А что, если бы она спросила о сердце, подумал я тогда. Ответил бы, что охотно отдам ей любой орган из тех, которых у меня больше одного?
«Так спрашивают женщины, — сказал бы Сван, — если хотят испытать мужчину».
В конце концов я стою у стены, усеянной пулевыми отверстиями. Конечно же, у той самой, которая видна из моего гостиничного номера; и изучаю ее с близкого расстояния, здесь стояли те, кто, сам того не подозревая, служил мишенью в полдень или звездной ночью, я глажу теплый камень, ощупываю пальцами следы от пуль.
