«У людей простые мечты, — сказал бы Сван. — Чтобы без необходимости не застрелили, чтобы после тебя остались дети».
Судя по тому, насколько узкая эта улица, вполне вероятно, что здесь могли проходить казни. Однако шофер рассказывал, что казнили на футбольном поле.
Отель расположен в прямой видимости, и когда я смотрю на второй этаж, где находится мой номер, мне на мгновение кажется, что за окном кто-то стоит и следит за мной, включает свет и быстро выключает его снова, как будто касается пальцем выключателя или отправляет в центр города важные послания азбукой Морзе: Больше никаких игр. Больше никаких мин. Больше никаких прогулок.
Время, полное мертвых котов
Раз уж я сегодня не умру, надо поесть.
Найти ресторан «Лимбо», который посоветовал парень, оказалось довольно просто. Он находится на главной улице, между салоном красоты, который сейчас закрыт, но в витрине выставлены два парикмахерских кресла и большая фотография молодой Софи Лорен, и магазинчиком детской одежды, тоже закрытым, как и большинство магазинов города. Пытаюсь по вывескам понять, что было на улице. Некоторые бренды мировые, и в одной разбитой витрине я вижу знакомую рекламу известной марки: «Жизнь коротка, покупаем джинсы». Напротив ресторана две вывески рядом: «Пицца Верона» и «Кафе Амстердам», оба заведения закрыты и безлюдны. Мой путь лежит также мимо закрытого кинотеатра, на разбитой афишной тумбе у входа красуется Брюс Уиллис с сажей на лбу, играющий обнаженными мускулами.
В «Лимбо» на окнах красные шторы, чтобы с улицы не было видно, что происходит внутри, но, когда я подхожу, двери открыты.
Хозяин сажает меня за столик у окна и сообщает, что ему звонили из отеля и сообщили, что я иду, так что блюдо дня уже в духовке.
Он кладет передо мной листок бумаги, на котором от руки написано Dish of the Day безо всяких пояснений, а рядом стоит смешная цена. Я понимаю, что на полученные в аэропорту купюры могу прожить в этой стране несколько недель.
— Very good, — говорит хозяин.
Он ставит стакан, дает салфетку и вилку. Приносит мне бутылку пива «Нептун».
Я — единственный гость.
— Вы не разочаруетесь, — добавляет он. — Speciality.
Полчаса жду, пока приготовят еду, а хозяин тем временем, с фартуком на шее и полотенцем на плече, развлекает меня разговорами. Он хочет знать, что я делаю в городе, и, как вчера шофер, спрашивает, есть ли у меня special mission.
Отвечаю, что в отпуске, и для пущей убедительности указываю пальцем на карту города, которую положил на стол.
Затем его интересует, откуда я и не было ли у нас недавно войны.
— Последняя была в тысяча двести тридцать восьмом году.
— Значит, вы не участвовали в бомбардировках?
— Нет, у нас нет армии.
Потом он сообщает, что до него дошла новость, будто утром я отремонтировал в отеле дверцу шкафа.
— Такие вести быстро разносятся, — поясняет он, и я замечаю на нем начищенные до блеска ботинки, как у многих мужчин, которых я встречал на улице.
Он не ждет подтверждения и рассказывает мне то, что я уже знаю от парня из отеля. Хозяйка приходится брату и сестре тетей. Она вдова, унаследовала «Тишину» от дяди своего мужа и уехала из страны.
— В войну многие умерли, и непонятно, что кому принадлежит.
Я замечаю, что в углу ресторана дремлет кошка. Это первое четвероногое животное, попавшееся мне в городе. Когда мужчина уходит, чтобы принести мне еду, кошка встает и трется о мои ноги. Наклонившись, чтобы ее погладить, я понимаю, что уже видел эту серую в полоску кошку с черной мордочкой. Похожую я иногда глажу дома на улице. Та же грация, тот же мех, тот же пушистый хвост.
— К концу войны в городе осталось совсем мало животных, — говорит вернувшийся хозяин, кивая головой в сторону кошки. И добавляет: — Их мясо похоже на крольчатину.
Он ставит передо мной тарелку, и хотя света недостаточно, по форме и скелету я понимаю, что это какое-то маленькое животное. Он уходит за ножом, а когда приносит, передает его мне ручкой вперед.
Ножом можно резать хлеб, не только человека, думаю я.
Я не привереда в еде. Когда голоден, ем все, что предлагают. Иногда покупаю сосиски по дороге с работы домой и готовлю незамысловатые блюда. Но чаще — отбивные в панировке, жарю их с приправой «Season All» и ем прямо со сковороды, стоя у плиты.
Мне приходит в голову, что на тарелке птица, и я пытаюсь вспомнить, какие перелетные птицы останавливаются в этих краях перед тем, как отправиться через промозглый серый океан на ярко-весенний остров, чтобы соорудить гнезда на вересковой пустоши. Хозяин, стоящий у края стола и наблюдающий, как я удаляю кости из стейка, подтверждает мою догадку:
— Голубь.
Разумеется, он берет продукты для приготовления блюд прямо на улице.
— Конечно, не белый, — добавляет он. — К сожалению, мы не можем достать все те ингредиенты, какие хотелось бы.
Неожиданно для меня блюдо вкусное.
Я спрашиваю, что за приправа, и, видя мой интерес, хозяин оживляется.
— Тмин. Very good? — кивает он мне, и я понимаю, что это одновременно вопрос и утверждение. — В этом блюде не хватает грибов, но их пришлось убрать из меню, потому что собирать опасно.
Хозяин стоит и ждет, когда я отложу приборы, чтобы забрать тарелку. Он быстро возвращается со сваренным кофе. Приносит две чашки и две стопки и, придвинув стул от соседнего столика, садится напротив, чтобы продолжить разговор. Кофе очень крепкий, но вкусный, шнапс тоже. И хотя мы в зале одни, он бросает быстрый взгляд через плечо, понижает голос и говорит, что слышал, будто у меня есть дрель.
— Мы также слышали, вы починили трубы в отеле «Тишина».
Я не уточняю, кто такие «мы».
— Дело в том, — продолжает он, допив сначала кофе, затем и одним глотком шнапс, — мне хотелось бы спросить, не могли бы вы смастерить мне дверь.
В третий раз повторяю, что я здесь в отпуске.
Ничуть не смутившись, хозяин говорит, что хочет заменить занавес в вестибюле на дверь, которая открывается в обе стороны.
— И так, чтобы было видно, кто входит, — добавляет он.
Я не успеваю возразить, как он уже достает из нагрудного кармана измятый, сложенный в несколько раз листок, разглаживает его ладонями и кладет на стол передо мной.
— With wings. Дверь со створками, — указывает он пальцем на любительский карандашный рисунок.
По рисунку видно, что дверь на петлях, арочной формы. Он немало потрудился над арочными сводами и щедро пользовался ластиком.
— Как на Диком Западе, — замечаю я.
Хозяин сидит за столом напротив меня с видом человека, наконец встретившего родственную душу. Он кивает.
