Я стою на каменном полу, а он оценивающе меня разглядывает.
—Как только ты встанешь за прилавок и будешь продавать булочки, приток покупателей обеспечен. Гимназисты разинут рты. Такая талия, такие бедра.
Затем он спрашивает, где я живу.
Отвечаю, что у друга, пока не найду себе комнату.
—Это твой парень?
—Нет.
Он пристально смотрит мне в глаза.
—Ты могла бы жить у меня. В подвале есть свободная комната.
Требуется буфетчица в отель «Борг»
Другая возможность — наняться буфетчицей в отель «Борг». Я жду человека, с которым должна встретиться в баре. Стойка из темного дерева, бармен наклоняется ко мне и, постучав по ней, говорит:
—Палисандр.
Йон Джон рассказывал, что по выходным в этом баре ищут друг друга гомосексуалы. И что иногда он смотрел, как в Золотом зале мужчины танцуют с женщинами.
Пока жду, рассматриваю огромную картину. Эсья и острова, на волнах качается рыболовецкое судно, на переднем плане в мелководье чайки и тупики с яркими клювами, солнце садится в море.
Мужчина проводит меня в кабинет, где записывает мои данные.
—Так вы из западных долин?
Он внимательно смотрит на меня.
—Не будем держать такую красотку в буфетчицах, определим вас официанткой в зал.
Он встает.
—Вы приняты и можете приступать к работе в девять утра в понедельник. И еще одно, фрекен Гекла, обслуживать посетителей вы будете не в брюках, а в юбке. Униформу получите в понедельник.
Метрдотель проводит меня через густой дым в зале, между накрахмаленных белых скатертей, на столах серебряные сахарницы и сливочники, на потолке хрустальные люстры. Посвящая меня в курс дела, он тихо рассказывает, что основные посетители — пожилые мужчины, которые относятся к постоянным гостям и собираются в полдень на шведский стол, и тогда яблоку негде упасть, и пожилые дамы, приходящие на чашечку кофе с выпечкой, обычно парами. Бар открыт два часа в день, с одиннадцати до тринадцати, и тогда почтенные граждане напиваются, многие из них от вина становятся буйными и агрессивными. А еще не счесть гимназистов, которые заказывают кофе с кусковым сахаром, долго сидят и курят. Они прогуливают уроки, носят в карманах сборники стихов и мечтают стать поэтами. Но как только им удается опубликовать свои стихи в школьной газете, они перемещаются в одно из арт-кафе.
Я замечаю женщину в черной юбке и белом фартуке и наколке, с сильно начесанными и уложенными волосами, она стоит с кофейником у круглого стола и наливает пожилым людям кофе. Она тоже обращает на меня внимание.
—Вы с ней будете обслуживать зал вдвоем,— объясняет метрдотель.
Наконец он показывает мне Золотой зал, где по выходным с оркестром Йона Пауля поет Элли Вильхьяльмс, подсобные помещения и туалеты, рассказывает, что в отеле сорок шесть номеров, которые могут принять семьдесят три постояльца. На следующей неделе ожидается визит вице-президента США Линдона Джонсона, и хотя сам он остановится в недавно открытом отеле «Сага», часть делегации будет жить в «Борге». Понизив голос, он сообщает, что вице-президент интересуется выращиванием растений и разведением скота и выразил пожелание осмотреть исландскую ферму. С этими словами он указывает подбородком.
—За угловым столом вместе с директором канализационной системы Рейкьявика как раз сидит представитель руководства овцеводов. Не исключено, что фру Джонсон посетит его хозяйство.
И в заключение он показывает мне, как отмечать приход и уход.
Когда мы проходим через кухню, у мойки стоит женщина из зала и курит. Она отмахивается от дыма, гасит окурок и засовывает его в мусор, хватает поднос с канапе с креветками и собирается вернуться в зал.
—Сирри, это Гекла. Наша новая официантка. Будет работать с тобой в зале.
Я протягиваю ей руку, но она не оставляет поднос и только кивает.
Считаю в уме. Если буду работать девять часов и спать семь, останется восемь часов в сутки на то, чтобы читать и писать. Если захочу писать ночью, мне никто не помешает. И никто меня к этому не побуждает. Романа Геклы Готтскальксдоттир никто не ждет.
В книжном магазине Снэбьёрна мне разрешают повесить объявление.
Незамужняя девушка с постоянной работой снимет комнату. Аккуратная ежемесячная оплата гарантируется.
У меня есть мечта
Диван покрыт вырезками из газет.
Наклоняюсь и быстро пробегаю по ним глазами. Исландские и английские, все они касаются Мартина Лютера Кинга, темнокожего священника из Америки.
—Борец за права чернокожих,— поясняет Йон Джон.— Это все я собрал. Чернокожие несвободны, как и мы. Однако недавно обрели голос.
Он наклоняется и щупает мятые вырезки, читает про себя и аккуратно перемещает некоторые из них по кровати.
Его губы шевелятся.
—Я мечтаю о мире, в котором есть место для всех.
Замечаю, что исландские вырезки короче других, всего несколько строк. Друг подтверждает мое наблюдение.
—В прошлом месяце Кинг произнес речь во время правозащитного марша в Вашингтоне, но ни одна исландская газета не пишет, о чем эта речь.
Он выуживает несколько листков.
Газета социал-демократической партии в номере от 29 августа 1963 года лишь упоминает о марше и речи. «Моргунбладит» вообще пишет, что многие известные деятели искусства приняли участие в марше ради саморекламы, и ни слова о Мартине Лютере и его речи. Также сообщается, что участников было меньше, чем ожидалось. «Однако, Гекла, их было больше, чем всех исландцев, вместе взятых».
—Исландцам нет никакого дела до Мартина Лютера Кинга,— продолжает Йон Джон.— Но друг достал мне американские газеты, ему сестра из дома прислала.
Он окидывает взглядом свою коллекцию в поисках нужной вырезки, вынимает статью и, читая, одновременно переводит для меня:
У меня есть мечта, что… четверо моих маленьких детей будут жить в стране, где о людях судят не по цвету кожи, а по их человеческим качествам… У меня есть мечта…
У него в глазах стоят слезы.
—Кинг говорит, что проблема чернокожих — это проблема белых.
Он аккуратно кладет вырезку на место и смотрит мне в глаза.
—Проблема гомосексуалов — это проблема тех, кто не таков, Гекла.
Он складывает вырезки, собирает их и кладет в коробку из-под конфет, затем открывает платяной шкаф и ставит коробку на дно, рядом со швейной машинкой.
Трясет головой.
—Я безрезультатно пытался получить работу на базе. Они не берут ни чернокожих, ни геев. Даже несмотря на то, что я наполовину солдат. Гомосексуалов выгнали из армии и, если обнаруживают, сажают в тюрьму. Их считают педофилами и коммунистами.
