Распашная дверь
На следующий день библиотекарь сидит за угловым столом в «Борге».
Он один, в руке держит книгу, курит трубку и делает мне знаки. Заказывает уже четвертую чашку кофе и улыбается мне всякий раз, когда я приношу очередную чашку. Читает «Одиссею» в переводе Свейнбьерна Эгидьссона. У него на столе также лежит записная книжка в черной обложке и перьевая ручка Montblanc. Замечаю, что он то и дело открывает книжку, снимает с ручки колпачок и делает какие-то записи.
Мы с хозяином ручки смотрим друг другу в глаза.
—Старкад,— представляется он без лишних церемоний и протягивает мне руку.
Я не могу удержаться.
—Пишешь?
Он кивает и говорит, что в свободное от библиотеки время пишет стихи, а сейчас еще работает над рассказом. Оказывается, одно его стихотворение даже опубликовали в журнале.
Приходит метрдотель, берет меня за плечи и оттесняет от стола.
—Дамам у окна нужен сахар, фрекен Гекла.
Когда я прихожу на кухню, он меня ждет.
—Официанткам не следует заводить знакомства с клиентами. Я знаю, чем все заканчивается.
—Чем же?
—Неприятностями. Девушки беременеют и увольняются.
—Он поэт.
—От поэтов тоже залетают.
Придерживая рукой распашную дверь в зал, он кивает в сторону мужчины, одиноко сидящего у окна.
—Вместо того чтобы крутить роман с неимущим поэтом, могли бы найти себе пару получше. Среди наших клиентов много холостяков, которым нужна женщина, способная облегчить им жизнь. Вон там у окна, например, сидит неженатый дипломированный инженер, у него квартира в центре города и старый «форд».
Страж
Библиотекарь сидит как приклеенный до окончания моего рабочего дня, затем вскакивает и спрашивает, может ли он пойти со мной. Мы сначала спускаемся к площади, где с моря дует холодный ветер, затем бесцельно бредем вдоль озера. По дороге он сообщает, что в библиотеке представлены книги 706 исландских авторов, а всего 71719 томов. Хочет, чтобы я угадала, какие книги пользуются наибольшим спросом у читателей.
—Сборники стихов?
Поэт смеется.
—Романы.
Он объясняет, что романы читают женщины, и поскольку они составляют большинство читателей, чаще всего берут именно романы. У мужчин наибольшей популярностью пользуются книги на исторические темы и что-нибудь патриотическое. Замыкают тройку книги о дальних странах.
—И мужчинам, и женщинам интересно узнать о том, что можно увидеть за границей.
Я спрашиваю, какие романы чаще всего берут.
На некоторое время он задумывается.
—Вероятно, книги о детстве Рагнхейд Йонсдоттир
[19] и деревенские романы Гудрун из Лундура
[20], — медленно говорит он.
—Оба автора — женщины,— замечаю я.
Он мнется.
—Действительно. И это очень странно в свете того, как мало в Исландии писательниц, и все плохие.
Библиотечные темы исчерпаны. Вдруг библиотекарь останавливается у обитого гофрированным железом дома и сообщает, что в нем располагается штаб исландских социалистов, признается, что ходит на их собрания. Союз социалистической молодежи. В окне плакат с лозунгом «Все на борьбу с капитализмом».
Вскоре мы оказываемся на кладбище. Скрипят кладбищенские ворота. Земля — гниющая губка, в каждом шагу смерть. Природа — открытая могила.
—Здесь покоятся поэты,— говорит мой провожатый.— В том числе бессмертные.
—Да, мертвый похож на мертвого,— замечаю я.
Библиотекарь смотрит на меня и собирается что-то сказать, но вместо этого ходит кругами в поисках определенных могил. Несмотря на то, что он приводит строки Бенедикта Грёндаля и Стейнгрима Торстейнссона, он не находит их могил, поэты не дают себя увидеть.
—Они должны быть где-то здесь,— говорит он, не в силах скрыть разочарование.— Они ведь были здесь совсем недавно.
Стелется темный осенний вечер, и мне холодно. Мокрая пожелтевшая трава обвивается вокруг ног. Я думаю о маме.
—А здесь, случайно, не Теодора Тороддсен похоронена, поэтесса?— спрашиваю я.
Библиотекарь думает о другом и совсем не уверен, но высказывает предположение, что с большой долей вероятности она покоится рядом со своим мужем. Он бросается от плиты к плите, вглядывается в надписи и не может скрыть своей радости, когда натыкается на Торстейна Эрлингссона. Зовет меня и в волнении цитирует «Пуночку»:
И голос такой красивый,
и песнь так мила и чиста,
которую каждый вечер о любви заводит она…
В середине кладбища могила женщины, умершей в 1838 году, мое внимание привлекает длинная надпись на плите.
…стала матерью пятерых детей, которые умерли в раннем возрасте, надежной опорой двум достойным мужам, настоящей матерью для обездоленных, была чиста помыслами, добросердечна…
—Страж кладбища, она была первой, кого здесь похоронили,— поясняет мой провожатый, встав рядом.
Он смотрит на меня, и я чувствую, что его что-то беспокоит.
—Вообще-то я собирался пригласить тебя в кино. Сегодня вечером. Я тут подготовился. Сегодня можно посмотреть Феллини, «Клеопатру», «Двух женщин» с Софи Лорен и «Лоуренса Аравийского».
—Хочу на «Убить пересмешника», есть сеанс в девять.
Я видела эту книгу в витрине книжного магазина Снэбьёрна.
—Автор — женщина. Харпер Ли.
Для него это стало полнейшей неожиданностью. Он смотрит на меня с удивлением.
—Ты самая книголюбивая официантка, которую я знаю.
Это истина. Совсем не обязательно действительность
Встречаемся у кинотеатра без пятнадцати девять, он машет билетами, и мы опускаемся в глубокие кожаные кресла бордового цвета. Места в центре зала, прямо над нами дрожит пыльный луч кинопроектора. Пытаюсь одновременно слушать речь и читать титры, но это сложно. Американские ранчо сильно отличаются от хуторов в моих родных краях. В середине фильма поэт кладет мне руку на плечо.
—Я ожидал, что женщина выберет другой фильм,— признается он, когда мы выходим.
После того как я объявляю ему, что чернокожие до сих пор несвободны, равно как гомосексуалы, он смотрит на меня и пытается подобрать слова для ответа. Трудно сказать, что проносится в его голове.
