Мы разглядываем этот снимок.
—Как вам?— робко спрашивает он.
Я не отвечаю. Не понимаю, что чувствую. Оскорблена, расстроена или обрадована? Такое может быть?
—Я хотел связаться с вами, чтобы спросить раз решение выставлять ее,— продолжает он.— Но не решился: боялся, что вы откажете. Это самая моя любимая фотография на всей этой выставке.
—Почему?
—Ну, смотрите,— отвечает он. Вытягивает руку и касается снимка.— Видите, как свет падает из окна и подсвечивает ваше лицо? Точно на иконе: словно вы сподобились откровения, наблюдаете воскресение, сотворение мира или его погибель.
Он гладит пальцем мою щеку на фотографии.
—Вы профессионал, решительная, умная и уверенная. А здесь, мне кажется, я заглянул в то, что скрывается за всем этим, и увидел вас, какая вы есть. Взволнованной, беззащитной перед этими силами — просто человек перед лицом природы. А еще вы такая красивая.
Смотрю на него с удивлением, а он — на меня. Его взгляд исполнен искренности, глаза больше не смеются. Проходит миг, другой, третий; он, кажется, собирается сказать что-то еще, но тут в зал заглядывает мой муж, замечает меня и с улыбкой подходит к нам. Он обнимает меня, целует в щеку, извиняется за опоздание, подает Тоумасу руку и произносит:
—Поздравляю!
Затем его взгляд падает на эту фотографию.
—Ух ты, как ты здесь удачно вышла,— обращается он ко мне.— Приятно видеть тебя вот так, в движении. А давай купим эту фотографию. Она продается?
—Да,— отвечает Тоумас.— Это выставка-продажа.
—Вот и отлично!— говорит Кристинн, улыбаясь.— Да и поддержать бедного художника тоже хорошо. Сколько она стоит?
Я сама поражаюсь, насколько мне становится за него стыдно.
—Но только с одним условием,— встреваю я.— Если мы ее купим, то пусть отдадут ее мне сразу же.
Тоумас смотрит на меня, по выражению его лица трудно что-то понять. Затем он скрещивает руки на груди.
—Хорошо. Но вы за нее ничего не будете платить. Я дарю ее вам.
—Да что за глупости,— возражает Кристинн.— Конечно же, мы заплатим, деньги у нас есть.
—Нет,— настаивает Тоумас.— Это подарок. Для Анны.
Мы пристально смотрим друг на друга и молчим. Муж бросает взгляд то на меня, то на него, на лице у него видна нерешительность. Но потом он приободряется.
—Слушай, а давай тогда купим какую-нибудь другую фотографию. Одну из тех больших в переднем зале. Анна, как тебе такое: повесить это свое извержение дома в гостиной?
Тоумас снимает фотографию со стены и отдает мне.
—Прошу,— говорит он.— Надеюсь, я вас ничем не обидел.
Я мотаю головой, ничего не отвечаю, но подарок беру. Мы возвращаемся в передний зал и выбираем одну из больших фотографий, на которой отчетливо видно, как в атмосферу извергаются вулканические газы и у вулканического облака белая часть хорошо отграничена от серой, как на иллюстрации в учебнике.
Муж вынимает банковскую карточку, а Тоумас наклеивает красный кружок на стену над подписью к фотографии, отмечая, что она продана.
—Но эту я вам сейчас не отдам,— произносит он.— Надо мне и на выставке что-нибудь оставить.
—Где мы повесим твою фотографию?— спрашивает Кристинн по приходу домой.
Я пожимаю плечами:
—Не знаю, может, здесь, в кабинете, или у себя на работе повешу.
А потом я отношу ее в подвал-прачечную и кладу в ящик бельевого шкафа, пряча под штабелем скатертей и салфеток.
У подъема магмы отрицательная рыночная стоимость
—Это очень неудобная ситуация,— повторяет начальник полиции и смотрит на нас с Юлиусом, словно мы во всем виноваты.— Неужели и впрямь нельзя предсказать, что будет дальше?
Мы сидим за овальным столом для переговоров в координационном центре, все сжимают в руках свои чашки с кофе, в центре стола возвышается тарелка с сероватой венской сдобой и бледными клейнами
[19]. Напряжение в комнате почти осязаемо.
—Если я вас правильно понимаю, нет ничего, что прямо указывает на скорое начало извержения,— переспрашивает Стефаун, поглаживая блестящий галстук.— Важно не провоцировать лишней паники.
Я рассматриваю его; после нашей встречи весной стало понятно, каков он. Ему нет еще тридцати, но волосы у него уже поредели; на манжетах рубашки, сшитой на заказ, видны его инициалы; свое пребывание в Научном совете он расценивает как пропуск на следующую ступень чиновничьей карьерной лестницы. Он настолько же уравновешенный, насколько Юлиус из Метеоцентра вспыльчивый, настолько выглаженный, насколько Юлиус помятый,— и, судя по всему, у обоих друг на друга настоящая аллергия. Сейсмолог открывает рот, чтобы ответить представителю министерства, я посылаю ему предупреждающий взгляд, он спохватывается и умолкает.
—Жаль, конечно, но, каким будет продолжение, сказать сложно.— Я стараюсь говорить с самой вежливой улыбкой.— Магма может вырваться на поверхность, и тогда произойдет извержение, очевидно базовое трещинное. Но наиболее вероятное — подъем магмы, как нам известно по Гриндавику. На это указывают движения земной коры и подземные толчки.
—А что такое подъем магмы?— спрашивает Сигрид Марья, исполнительный директор Союза туроператоров.
—Это понятие используют, когда магма поднимается к земной коре. Собственно говоря, это извержение, которое так и не выходит на поверхность земли. Магма протискивается между слоями в верхней части земной коры и на поверхности образует пузыри или поднятия.
Сигрид Марья трясет стриженой светлой головой: — Это все так сложно, так научно. Я бы что угодно отдала за второе такое же извержение, как Эйяфьядлайёкюдль. А то сначала пандемия, потом Кедлингарбаус, а сейчас вот это… Зрелищное извержение на суше еще можно выгодно продать, а эту гадость пепельную в море — нет. А землетрясения эти проклятые только туристов пораспугивают. У этого подъема магмы отрицательная рыночная стоимость!
—Ну ничего себе!— не сдерживаюсь я.— Отрицательная рыночная стоимость?! Вы в своем уме вообще? Силы земли — это вам не рекламное агентство. У них вы не закажете маркетинговую кампанию для нужд турбизнеса. Управлять этими событиями мы не в состоянии, единственное, что в нашей власти,— реагировать на них определенным образом. Можем попытаться вести себя разумно и обеспечить безопасность населения.
Милан смотрит на Юлиуса:
—Поговорим о безопасности населения. Какова ситуация? Что Метеоцентр вычитал из сейсмической активности последних дней?
Юлиус поднимается с места и становится у большой географической карты на стене, его коричневый свитер в ромбик натягивается на животе.
