— Стоит только выйти отдохнуть, как солнце прячется, — недовольно пробурчала Лини, ничего сверхъестественного не заметив. Погода у моря всегда переменчива.
Джордан тоже не хотела поддаваться суеверному чувству, но помимо своей воли притормозила шаг и прислушалась.
Неужели опять: хриплый многоголосый шепот?
Нет, показалось…
— Джордан? Линн обернулась.
— Простите, — прибавила шаг Джордан. Она чувствовала себя весьма глупо.
К ее удивлению, маленькое кафе оказалось битком набито. Она хотела предложить пойти куда-нибудь еще, решив, что им придется ждать не меньше часа, пока их обслужат, но две девушки работали на удивление быстро, так быстро и ловко, как никто в Америке не работает, и в считанные минуты все трое уже пили кофе, пристроившись у стойки в углу.
— Город кажется огромным, когда тут столько людей, — обвела рукой толпу Анна Мария, — но на самом деле Венеция не так велика. Мы тут все друг друга знаем. Вы не должны переживать из-за того, что оскорбили графиню, даже если Джаред расстроен.
— Переживай, если обидишь Анну Марию, — усмехнулась Линн. Анна Мария поморщилась. — Правда и ничего кроме правды, — продолжала Линн. На самом деле графиня не так давно вернулась в город. Карнавал, как тебе, должно быть, известно, вернулся в Венецию лет двадцать назад благодаря усилиям некоторых американских деловых людей, и Анна Мария с самого начала им помогала. Они обратились не к кому-нибудь, а к ней. За это время мир не так уж сильно изменился, особенно здесь, в Европе. У графини есть деньги и титул. У Анны Марии талант и профессионализм. Анна Мария скромно покачала головой.
— Не надо морочить Джордан голову. Карнавал существовал в Венеции уже много веков назад. Американские бизнесмены, среди них несколько с двойным гражданством, заинтересовались Венецией и сделали инвестиции в город не только с целью получить прибыль, но и ради чего-то более благородного: чтобы люди мира смогли увидеть и понять, какое сокровище — Венеция. Именно поэтому люди дали деньги на реставрацию гибнущих исторических памятников. Вы знаете, что с нами происходит: море — наше благословение, но оно же — наше проклятие. Я подружилась со многими людьми, работающими над спасением Венеции. Я всегда любила пышные зрелища, костюмы, праздники и так далее, вот поэтому и оказалась вовлеченной в эту работу. В какой-то степени.
— В какой-то степени?! — воскликнула Линн. — Когда какая-нибудь крупная компания собирается ставить здесь сцены для фильмов, они всегда обращаются к Анне Марии.
— И моим коллегам, — поправила Анна Мария.
— Я понимаю, почему они идут к вам, — улыбнулась Джордан Анне Марии и, допив кофе, поставила чашку на стойку.
— Не надо думать обо мне слишком хорошо, — твердо заявила Анна Мария. — Линн пытается успокоить вас и внушить, что вам не следует переживать из-за случившегося. Графиня может серьезно затруднить работу вашего кузена здесь, в Венеции, и она может быть вредной, как шкодливая кошка, но большинство людей, которые трудятся на благо Венеции, не так злопамятны, хотя и не так богаты и титулованы. Больше того, они даже не всегда венецианцы.
— Ты нам нравишься и потому должна быть в порядке! — заключила Линн.
Джордан засмеялась.
— Большое спасибо вам обеим. Должна признать, что чувствовала себя прескверно, а теперь я чувствую, что меня любят, и мне дышится легче.
— Увы, нам пора возвращаться, — произнесла Анна Мария. — Запоминайте дорогу. Если захотите еще раз заглянуть в кафе, найти его нетрудно.
По дороге Линн рассказывала об истории улиц, которые они пересекали.
— Смотрите! — Она указала на здание с рестораном на первом этаже, то самое, возле которого еще недавно стояла Джордан, глазея на обедавших людей. — В этом доме в пятнадцатом веке жила любовница одного скандального дожа. Вы знаете, что дожей избирали, но в основном из числа аристократии, из наиболее знатных фамилий. Говорят, в доме до сих пор обитает призрак той несчастной женщины. Почему несчастной? Точно ничего не доказано, но, по слухам, ее зарезали в постели, на самом пике экстаза, за то, что она изменила дожу с одним из его министров.
Джордан обводила взглядом дома. Здесь почти каждое здание имело свою долгую и интересную историю. Каждый дом уникален, каждый — произведение искусства. Помимо изящных резных балконов дом, о котором рассказывала Линн, привлекал внимание скульптурами львов, расположенными на пьедесталах по обеим сторонам парадного входа. Львы теперь казались Джордан грозными стражами, охранявшими покой призрака убиенной.
Увлекшись, Джордан случайно наткнулась на что-то, вернее кого-то.
Ей не дали упасть чьи-то крепкие руки. Прямо перед собой она увидела стену из черной шерсти. Через секунду поняла, что упирается глазами в грудь очень высокого и крепкого мужчины, одетого в американского покроя длинное и дорогое шерстяное приталенное пальто. Она подняла глаза. В мужчине было не меньше шести с половиной футов роста. Светлый натуральный блондин. Рок-звезда? Первое, что пришло ей на ум. Но далеко не всякий музыкант так атлетически сложен. Спортсмен? Скорее всего прославленный спортсмен или актер-культурист.
Волосы его опускались ниже плеч, но отнюдь не выглядели небрежно — тщательно ухоженные, густые и блестящие. Глаза неправдоподобно голубые, льдисто-голубые, которые смотрели на нее оценивающе.
— С вами все в порядке? — спросил он по-английски.
— Да, спасибо.
— Надо бы смотреть, куда идете.
— Конечно. Извините.
— Рагнор! Чао! — воскликнула Анна Мария.
Здравствуй, красавица, — ответил исполин на итальянском, который для неподготовленного уха Джордан казался абсолютно лишенным акцента. Так же, как и его английский. Они о чем-то быстро заговорили, и из разговора Джордан успела уловить лишь одно или два слова.
После Анны Марии пришла очередь Линн обменяться с ним приветствиями. Кивнув в сторону Джордан, Линн предложила перейти на английский.
— Рагнор, позволь представить мисс Джордан Райли. Рагнор — наш друг. Наш — значит не только тех, кто работает в магазине, но и друг всей Венеции. Джордан впервые на карнавале.
—Добро пожаловать, — поприветствовал ее мужчина, расцеловав в обе щеки, как было здесь принято. Но у Джордан родилось странное чувство: ей показалось, что он совсем не рад их встрече. Губы его, коснувшиеся ее щек, были холодны и поджаты. Ей даже захотелось отстраниться. Целовать его в ответ Джордан не стала.
В конце концов, ей, неуклюжей американке, простительно не соблюдать этикет.
— Здравствуйте, — сухо ответила она, — и еще раз прошу прощения.
Высок, очень высок. Такой же высокий, как тот волк, с которым она танцевала на балу графини. Волк, что был так куртуазен с ней. Тот волк, что унес ее с кровавого представления и отправил прочь из дворца. Но мужчина никак не показывал того, что они знакомы. В глазах его не было и искорки узнавания.
