Рагнор смотрел им вслед. Дождался, пока они уйдут.
Когда они повернули за угол, Рагнор снова проверил замок. Дверь действительно заперта. Рагнор огляделся.
Темень, ни одного огонька.
И тогда он проник в палаццо.
В фойе пусто. Никаких следов борьбы. Мраморные полы блестели.
Тифф! — позвал он.
Он поднялся наверх, вышел на балкон, прошелся по комнатам. Зашел в спальню. Кажется, ничего не пропало. Огромая кровать тщательно застелена шелковым покрывалом. Он хотел развернуться и уйти, как почуял еле уловимый запах.
Кровь.
Он подошел к кровати и уставился на шелк.
Вот она, крохотная капля.
Возможно, Нари того и не хотела, но она оставила свою визитную карточку.
* * *
— Мариса, пойдем!
Мариса Косолович повернула голову и увидела, что ее друзья Джозеф, Эри и Лизабет ее ждут.
Она нетерпеливо тряхнула каштановой гривой роскошных волос. Они стояли у стойки траттории, и, пока ее друзья тратили собственные драгоценные деньги на кофе, ей удалось заполучить свою чашку, раскрутив высокого итальянца в красивом костюме. Он не был молодым, но и старым тоже не был. Где-то между тридцатью и сорока. Мужчина хоть куда, наверное, бизнесмен, с блестящими карими глазами и искрометной улыбкой. Она болтала с ним о приезде сюда с друзьями, и по ее рассказу выходило, что они прибыли на карнавал самолетом — небедные молодые люди, путешествующие по миру, но никак не оборванцы из страны, терзаемой войной, бедняки, чей автобус стоит припаркованным у железнодорожного вокзала. На самом деле у них почти не было денег, они спали в автобусе, который их и привез. Они приехали сюда, зная, что жить им будет негде, да и продукты из дома прихватить не могли, потому что взять там было нечего. И все ради того, чтобы полюбоваться Венецией во время карнавала.
Мариса вздохнула. Других такая ситуация, казалось, не угнетала. Но не ее. На самом деле она рассчитывала найти каких-нибудь американцев — у них, как правило, денег больше всего, и они легко поддаются влиянию любого иностранного акцента. Ей нравились американцы, и она очень хотела попасть в Америку. Когда солдаты прибыли в их деревню, чтобы раздавать еду, они все в нее влюбились. Тогда Мариса решила, что выйдет за одного из них замуж и уедет, но войска долго не простояли. Так ей и не удалось ни с кем из них по-настоящему познакомиться. Но они говорили тем не менее, что она красива. Их взгляды были красноречивее слов.
Больше всего на свете ей хотелось вырваться из своей бедной страны.
На карнавале всегда полно иностранцев, многие из них — американцы. Она уверена, что за двое суток, пока автобус стоит в Венеции, она найдет нужного человека.
Она сама выбирала тратторию, чтобы в ней покрасоваться, но, как назло, ни одного американца там не оказалось. Впрочем, итальянцы тоже славные ребята. Один из них купил ей эспрессо и предложил что-нибудь поесть. От кофе она не отказалась, но есть не стала, бог знает почему! Она чертовски проголодалась, но не хотела выглядеть голодной, вот почему. И она не хотела походить на женщину, которая через пару лет может стать круглой, как помидор.
Лизабет стояла в дверях и вид имела суровый. Эри просто не терпелось уйти оттуда. Джозеф был озабочен.
Они четверо были просто друзья. Приехали из одной деревни. Вернее, из того, что от нее осталось.
Она подняла палец, давая понять, что хочет еще поговорить с бизнесменом, но тот, к ее разочарованию, отвернулся к друзьям. По телевизору стали показывать какое-то спортивное соревнование, и он о ней забыл.
— Мариса! На площади начнется представление через пару минут! — сообщил Джозеф. Высокий, костлявый и нескладный, Джозеф производил впечатление юноши, который годами недоедал. Так оно и было.
Мариса отошла от стойки и пошла к двери.
— Мариса, так нельзя приставать к людям. У них может сложиться о тебе превратное представление. Эри и Лизабет уже шли впереди.
— И что ты понимаешь, Джозеф? — спросила она.
— Что ты доступна, что мы все доступны, что у нас ни гордости не осталось, ни достоинства.
— А что, не так? — с вызовом бросила она.
— Наша страна через многое прошла, но зато у нас выработался характер. Сильный характер.
— Наша страна — чертова дыра, и солдаты придут туда снова и снова. И снова будут рваться бомбы.
Джозеф покачал головой.
Нет, мир уже установился. И мы все отстроим заново.
— Ты будешь строить все заново. А я домой не вернусь. Джозеф смотрел на нее с нескрываемым удивлением.
— Что ты хочешь сказать?
— Я остаюсь в Венеции.
— Ты не можешь остаться в Венеции. У тебя нет документов. Ты не говоришь по-итальянски!
— Я научусь.
— И что ты будешь делать?
— Выживать.
— Как?
— Я заведу друзей.
— Ты будешь проституткой.
— Я заведу друзей, — зашипела она на него. — Послушай, Джозеф, ты все время говоришь мне, что я красивая. Я использую свою внешность.
— Для меня ты красивая. Здесь красивых молодых женщин полно. Для меня ты особенная. Для других…
— Для других — что?
— Ты слишком… распущенная.
— Я буду тем, кем я должна быть! — сердито ответила она. — Я привлекательна только для тебя, верно?
Она сердито пошла вперед. Мимо Лизабет и Эри.
— Эй! — окликнул ее Эри. — Что ты вдруг так заторопилась?
Она смогла сшить из старого тряпья костюм наложницы, но в старых тряпках она выглядела лучше, чем многие богатые туристы в дорогих, сшитых на заказ костюмах.
— Вы ведете себя как застенчивые маленькие беженцы! — сообщила она друзьям. — Я же собираюсь повеселиться сполна.
— Она решила остаться, — понуро уведомил друзей Джозеф. — Она собирается встретить богатого американца, чтобы он ее отсюда увез.
— Джозеф сказал, что я красивая только для него, — огрызнулась Мариса.
— Мы все красивые только для наших друзей, — нахмурилась Лизабет. Она молилась на полу автобуса целый час, перед тем как забраться на свое сиденье и залечь спать.
Мариса шла впереди друзей. Люди в костюмах и масках останавливались и кланялись ей. Один высокий и стройный мужчина в костюме и маске не только поклонился, он взял ее руку, низко склонился над ней и поцеловал, что-то сказав на итальянском.
Красивая. — оценил он по-английски.
Спасибо, — ответила она.
И куда вы идете? — спросил он.
— На площадь, послушать музыку.
— А, тогда, может быть, я снова вас найду, красавица.
