Нет, в сторону их комнат он даже не смотрит, идет прямо в гараж, там, по обыкновению, полный порядок, вольво вымыт до блеска, есть даже немного дизеля, если понадобится куда-нибудь поехать, но об этом он никому не сказал, даже Гудрун.
Из гаража можно попасть в другое помещение, под домом, в подвал без окон, на который они не получали разрешения. Они всегда хотели устроить здесь что-нибудь этакое, например настоящий домашний кинотеатр с удобными мягкими креслами и автоматом для попкорна или боулинг, либо приспособить для выращивания конопли, но в конце концов там образовалась просто кладовка, одно из помещений, заставленных коробками с домашней бухгалтерией и гимназическими проектами, мягкой мебелью друзей и родственников, которые привезли ее на хранение, когда уезжали учиться за границу, а потом так и не забрали, поскольку она вышла из моды.
Он осторожно открывает дверь. Гудрун? Она, конечно, там. Снова начала считать: консервы, сухое молоко, рис, батарейки, защитная одежда. В руке у нее список в папке с зажимом, и она регулярно что-то помечает в нем карандашом. Она вычислила, что они смогут продержаться как минимум два года, если не будут шиковать, особенно если удастся доставать что-нибудь еще, например рыбу.
У старушки Гудрун, его веселой и работящей жены, это прямо пунктик какой-то. Она решительна и сосредоточенна, считает и записывает, глаза горят, а седеющие волосы взлохмачены от возбуждения. Наконец она нашла применение кинозалу. Заметив его, она оборачивается. Нам нужны лампочки, лучше всего фотолампы.
Он вздыхает, задумывается, почему бы нет.
—А что мы дадим взамен?
Она вспыхивает. Найди что-нибудь, мебель или деньги, может быть какой-то инструмент?
—Дорогая, у всех достаточно мебели и денег. Это не то, что людям сейчас нужно.
Она делает предостерегающий жест, мол, ты сам найдешь решение. Затем вдруг оживляется: удобрение, у нас есть два мешка удобрений, помнишь, мы их приготовили для лужайки и клумб, можем их отдать.
—Посмотрим,— говорит он и выходит, поднимается наверх, в свой домашний кабинет.
Сев за письменный стол из красного дерева, унаследованный им от отца, главного врача, он открывает компьютер, вводит пароль.
Связь сегодня отличная, в такую дивную погоду пользователей немного. И необычно мало идиотов, использующих социальную сеть, чтобы вылить на соотечественников свои теории заговора и паранойи. Спекуляции и аферы, продажа жилья, рынок сбыта, новое и б/у — он просматривает страницы, ищет объявления насчет лампочек, но не находит. Фитолампы достать практически невозможно, они предназначаются садоводам. Он оставляет короткое объявление на двух самых посещаемых сайтах. Нужны лампочки. Хороший обмен. Посмотрим, думает он, вдруг кто-то возьмет за них кухонный комбайн. A удобрение он отдаст только в самом крайнем случае.
Он слышит шум на улице и выглядывает в окно: трое мужчин катят во двор тачку. Он спускается и выходит на солнечный свет.
—Добрый день, чем могу вам помочь?
Получилось немного напыщенно, но зато вежливо и приветливо. Посреди их запущенного двора стоят три крепких молодых парня в майках и рабочих брюках, им явно около двадцати, ровесники Лауруса, но полная его противоположность. Накачанные мускулы вот-вот разорвут загорелую, покрытую татуировками кожу рук, прищуренные глаза под красными лбами, короткая армейская стрижка.
—А вы совсем не косили,— говорит один из них. Звучит не как вопрос, а как констатация факта.
—Еще руки не дошли,— отвечает Лейв и в шутку спрашивает:— А вы что, из комитета по благоустройству?
Они даже не улыбаются.
—Мы собираем траву, вы же знаете: Самодостаточная Исландия. Сегодня все должны покосить и высушить траву.
—Это как-то прошло мимо. Да, объявление по радио, совершенно верно. Так это была обязанность?
—Все вольны вносить свою лепту,— говорит второй, скрестив руки.— Все, кто хочет помочь сельскому хозяйству.
Они не угрожают прямо, эти парни, но они большие, сильные и настроены решительно, так что он решает им не перечить:
—Я сегодня покошу. Если только вы сами не хотите поработать. В моей газонокосилке закончился бензин, а времени покосить ручной совсем нет.
Старший прерывает его:
—Ты справишься, мужик. Мы придем за сеном после выходных, и оно должно быть сухое, понял?
Они гуськом уходят. Смех, да и только: три гориллы принуждают невинного горожанина к сельским работам. Но ему не смешно, сердце колотится в груди, иЛейв размышляет, у кого из соседей можно одолжить газонокосилку; скверно, если придется обрезать секатором, спина не выдержит.
Он пытается понять, какая будет погода, небо ясное, но на западе гряда облаков. Поднимается ветер; он зябко шевелит плечами, этот солнечный субботний день мог бы сложиться совсем иначе. Однако никогда еще такого не было, чтобы он не покосил лужайку.
МАРИЯ
Она всегда любила запах рассады помидоров. Многим он не нравится, напоминает, как пахнет кошачья моча, но Мария всегда связывала его с чем-то чистым и зеленым, с солнцем в бабушкином саду, базиликом, который она выращивала в горшках, чтобы отгонять мух, с горохом, клубникой, салатом. С деревьями, которые ломились от авокадо, яблок, лимонов и миндаля, со всем, что они тогда выращивали, мамин сад запомнился ей ароматным пиром. Золотистое солнце, жужжащие мухи и сама мама в резиновых сапогах и старом платье тычет вилами в землю и торжествующе приговаривает: mira las patatitas, смотри, какая картошечка, сегодня вечером устроим пир!
Но сейчас она не в южном городе. Ветхая теплица требует ремонта, стеклянная крыша, правда, установлена недавно, но стены покрылись мхом и водорослями. Воздух пропитан удушливым запахом серы, который почти перебивает резкий запах помидорной зелени, вонь от тысячи тухлых яиц, благословенный запах горячей воды от геотермальных источников.
—У вас есть хоть какой-то опыт работы?
Хозяин внимательно разглядывает томатный куст, словно вопрос предназначен ему, срезает несколько побегов и только затем поворачивается кМарии. Типичный исландец, думает она, коренастый, уже немного раздался в талии, маленькие голубые глаза. У них дома такие, как он, всегда выделялись из толпы на пляже красной шеей и выцветшими космами.
—Да, с работой в огороде я знакома с детства. И здесь, вИсландии, тоже овощи выращивала, капусту, картошку и все такое. Но не в теплице.
Хозяин смотрит на нее с недоверием.
—Вы ведь испанка?— Он шмыгает носом и плюет на пол.— Мы, вообще-то, решили брать на работу только исландцев, тогда сможем получить грант по программе поддержки национального производителя.
—У меня исландское гражданство,— отвечает она.— Я живу в стране уже пятнадцать лет, мои дети родились здесь.
—Слышно, что вы иностранка. И видно. А кем, говорите, работали, скрипачкой?— Он мотает головой.— Скрипкой теперь много не заработаешь. Понаехали к нам толпы музыкантов, художников, астрологов, я их всех философами называю. Но сейчас им не до славы. Голодные бедолаги, как и все другие, переселяются с семьями на восток. С их-то тонкими руками. И работать совсем не умеют. Никогда ничем полезным не занимались.— Он смотрит на Марию.— Не то что исландцы.
