—Я со всем соглашусь, если ты дашь им свободу,— просит он.— Если ты отпустишь Марию иЭлиаса.
Она мотает головой.
—То, о чем ты меня просишь, аморально и тебя недостойно. Ты просишь, чтобы я нарушила правила ради тебя, а это не что иное, как коррупция.
—Эти правила мерзкие и отвратительные и недостойны тебя. Ты же можешь спасти. Очень тебя прошу, сделай это.
Она смеряет его холодным взглядом.
—Я кормлю тебя из своей тарелки и плачу зарплату из своего кошелька, ты пользуешься всеми привилегиями, которые дает мое положение. Я тебя подобрала и приблизила к себе, сделала своим советником и доверенным лицом. А ты платишь мне тем, что бегаешь за иностранной бабой и требуешь, чтобы я спасала ее сына.
—Элин, это все из-за ребенка? Из-за того, что я его отец?
Она минуту смотрит на него.
—Нет. К моему ребенку ты не имеешь никакого отношения.— Она сделала шаг к нему.— Не переоценивай себя, мужик, я не питаю к тебе ни малейшего интереса. Лишь требую, чтобы ты проявлял преданность, сосредоточился на заданиях, которые я тебе поручаю, подчинялся мне, черт возьми. Чтобы потрудился выказывать хоть немного благодарности и уважения к своей стране, к своему народу. А не можешь — лучше убирайся!
Он несколько мгновений размышляет. Да, вероятно, лучше так. Пожалуй, я пойду.
МАРГРЕТ
Она одна.
Стоит там, где когда-то была гостиная, и рассматривает обломки того, что было ее домом, здесь давно никто не живет. У открытых дверей балкона образовалась лужа, на полу разбросаны рваные и грязные книжки.
Кто-то явно ходил по квартире и забрал то немногое, за что можно получить хоть какие-то деньги. Исчезли музыкальные инструменты и холодильник, шкафы на кухне зияют пустотой.
Кто-то побывал в спальне Марии, на полу мусор, на матрасе темные пятна.
—Мама,— шепчет она, опершись на дверной косяк,— куда ты ушла, мамочка?
Она одна, она их потеряла, и все, что она знала и любила, исчезло.
Из шкафов пропала одежда, но в неубранной ванной гордо стоят в стакане три зубные щетки.
Наконец она открывает дверь в свою комнату, смотрит на руины своей детской жизни и закрывает. Она сама виновата. Покинула их, оставила мать дома одну сЭлиасом, думала, что всегда сможет вернуться, когда захочет.
Она растеряна, не знает, где их искать. Поездка вТикквабайр не принесла ничего, кроме историй о насилии, убийствах и грабежах; Марии иЭлиаса не было среди тех, кого нашли после ухода бандитов, ни среди живых, ни среди мертвых. «Их словно земля поглотила»,— сказала женщина, с которой она разговаривала, только что похоронившая своего мужа и не знавшая, чем будет зимой кормить детей. «Они все забрали»,— пояснила она, но все же дала ей в дорогу несколько картофелин.
Нужно все осмыслить, напрячь ум, бросить ныть. Может, мама оставила ей какую-то весточку? Она снова обходит гостиную, ищет в обивке дивана, заглядывает под столешницу, листает книги. Ничего.
Снова открывает дверь своей комнаты, бродит среди хлама, поднимает старые игрушки и покрывала, пролистывает учебники и испанский словарь. Дыхание учащается, сердце вот-вот выскочит из груди. Она проводит вокруг себя рукой в темноте, не зная, что именно ищет, и вдруг вспоминает о соседке.
Выскочив на лестничную клетку, барабанит в дверь соседней квартиры, нажимает звонок трижды, ждет целую вечность, снова звонит. Наконец слышит за дверью мужской голос:
—Мы вооружены. Кто там?
—Меня зовут Маргрет. Я дочка Марии, которая жила рядом с вами. Я ее ищу.
Сквозь дверь доносится приглушенное бормотание, затем мужчина громко говорит:
—Мы ничего о ней не знаем. Убирайся!
—А Торни дома? Я только хотела спросить, не оставляла ли мама что-нибудь для меня. Письмо, записку или что-то в этом духе.
—Нет, ничего,— отвечает мужчина.— Оставь нас в покое.
Уже почти спустившись, Маргрет слышит, как открывается дверь, и до нее доносится голос Торни:
—Постой, для тебя кое-что есть.
Маргрет бежит наверх, перескакивая через две ступеньки; на лестничной клетке стоит пожилая женщина в заляпанном банном халате и тапочках и дрожащей рукой протягивает скрипку.
—Тут тебя искал мужчина. Сказал, что это скрипка твоей мамы. Извини, я в последнее время все забываю.— Она с опаской смотрит на парня в дверном проеме, затем гладит Маргрет по руке.— Правильнее отдать ее тебе. Твоя мама ко мне всегда хорошо относилась, пока не уехала. Хотя и была иностранкой,— добавляет она, закрывая двери.
Маргрет подносит скрипку к лицу и вдыхает пыль и древесную смолу, слабый аромат Марии. Весточка от мамы. Когда-то Мария пыталась научить ее играть, но Маргрет это быстро надоело, ведь скрипка ей в жизни не пригодится.
В тяжелом раздумье она спускается по лестнице, пытаясь понять, что хотела сообщить мать, останавливается, подносит скрипку к уху и трясет ее. В ней что-то есть. Что-то легкое. Когда трясешь, раздается тихое царапанье.
Маргрет со страхом смотрит на рабочий инструмент своей матери, затем оглядывается вокруг и с силой бьет им по перилам. Инструмент с плачем ломается, из него вылетает сложенный листок бумаги. Она поднимает его с пола и разворачивает.
Это фрагмент карты. На обратной стороне несколько строк, написанных мелким почерком Марии.
ГОЛОДНЫЙ ДОМ
Ребята вернулись, их голоса серебряными колокольчиками звенят в тишине, моя хибара наполнилась жизнью. Они стоят внизу и смотрят на меня, я сажусь и внимательно разглядываю этих маленьких дикарей. Они настороже, упрямые, недоверчивые; лица, полные надежды. Что это за ужасный оборванец смотрит на них сверху? Да еще с ружьем. Их больше, но я старше, больше и сильнее.
Маргрет реагирует мгновенно. Ребята, познакомьтесь сХьяльти. Он жил с моей мамой, это его дом. И он не будет в нас стрелять. Она решительно смотрит на меня, и я бормочу, нет, не буду, простите за ружье, я думал, это спасатели.
Маргрет продолжает. Это Йоханна, Джек, Нина, сХрольвом ты уже встречался. Ребята работящие, многое умеют. И мы голодные.
Они забили ягненка.
Я ничего не могу на это сказать, лежу беспомощный в кровати и борюсь с болезнью, пока они гоняют овец, смеясь, как маленькие веселые лисы. Не Тира ли помогла им загнать в угол бедного черного барашка, а потом смотрела, как они тащат его, блеющего и брыкающегося, на двор и медленно лишают жизни тупым ножом. Он был красивым, и я, наверное, сохранил бы ему жизнь, чтобы использовать как производителя, но теперь поздно об этом думать, шанс протек в песок с кровью, которая капает из обрубка его шеи, образуя лужу во дворе.
Вранье, что дети не причиняют вреда. Они внимательно рассматривают труп, с интересом и смешками вскрывают тело и исследуют внутренности, вынимают кишки и прощупывают пальцами почки. Джек берет голову и, смеясь, бегает по двору, насадив ее на палку, Йоханна окунает пальцы в кровь и разрисовывает малышам лица, проводит линию от корней волос до кончика носа, две под глазами, себе красит губы и затем облизывается с усмешкой. Светлые, почти белые волосы запачканы кровью, дети все вымазались в крови, словно принимали участие в каком-то удивительном жертвоприношении.
