После обеда, «благодаря» баронессе Курдеповой, пришлось пойти смотреть ювелирную мастерскую, хорошо ещё, что Курдепова про тоноскопы не знала. По мнению Ирины, баронесса Курдепова вела себя неуместно, отчего-то ревниво наблюдая за тем, как понзский граф пытается подобраться поближе к Ирэн, но Забела «приставивший» к графу Батыра, не дал тому ни единого шанса.
Ирина же пыталась понять, когда они с бароном Курдеповым смогут обсудить поставки дёгтя. Наконец, ей удалось отстать от окруживших её мужчин, граф Любомирский, увидевший витрины с чернёным серебром, забыл о том, что пытался подобраться к Ирине, и шагнул в дверь, граф Забела вместе с Батыром по инерции прошёл за понзским вельможей, баронесса Курдепова тоже ринулась в вожделенную мастерскую, и рядом с Ириной остался только отец, Аристарх Викентьевич и Римас Ваганович.
—Римас Ваганович, я бы хотела с вами обсудить поставки дёгтя,— Ирина, понимая, что времени немного, решила обойтись без лишних слов, принятых по этикету.
Барон Курдепов удивлённо взглянул на Ирину, затем перевёл взгляд на Лопатина и произнёс:
—Признаться, когда я получил письмо от госпожи Гайко, то был удивлён. Хотел переговорить с вами Леонид Александрович. Зачем вам дёготь?
Ирина взглянула на профессора Шмоля, тот сразу понял, что от него требовалось:
—Молодой человек, мы с Ирэн Леонидовной работаем над созданием кос-ме-ти-чес-ко-го продукта,— ввернул профессор новое словечко, почерпнутое накануне из первого с Ирэн разговора.
Затем поднял палец и важно сообщил,— Заказ для армии
В глазах барона Курдепова появилась заинтересованность, и Ирина предложила пройти в кабинет и переговорить без присутствия «лишних ушей». После чего Римас Ваганович еще более заинтересованно взглянул на Ирину, видимо не ожидая того, что кто-то не поддался очарованию «понзского» красавца.
К моменту, когда баронесса Курдепова, понзский граф и недовольный Забела вышли из мастерской, Ирины, Аристарха Викентьевича и барона Курдепова уже не было. Всех ожидал хозяин, Лопатин Леонид Александрович, который провёл всех на площадку, для детей, построенную по заданию Ирэн, которая также стала любимым местом Никодима с его охраной, периодически сменяющихся казаков и, конечно же, графа Забела.
А в это время Ирина провела переговоры с бароном Курдеповым, договорившись с ним о поставках соснового дёгтя на мыловаренную фабрику. На прощание барону были вручены опытные образцы мыла, с разным содержанием дёгтя, чтобы он мог сам убедиться, что ни Ирэн, ни Аристарх Викентьевич не собираются влезать в дело кораблестроения.
* * *
День спустя. Москов.
Граф Балашов уже почти оправился после встречи с людьми князя Обухова. Князь, впрочем, зла на Балашова не держал, даже приехал с сестрой, чтобы навестить «болеющего» графа. Княжна была эфемерна и прозрачна, как и в те разы, когда Кирилл встречался с невестой.
Даже отстрадал по леди Бейкер, записку от которой обнаружил только спустя неделю после её трагической гибели. Узнал последние новости, что в убийстве леди Бротта обвинила Виленского. Прочитал о конфликте с Ханиданом и подумал про то, что не знает, что лучше, жениться до войны или наоборот, отложить свадьбу.
Получив записку от князя с просьбой срочно явиться с вещами, даже решил, что возможно вот он ответ, возможно князь пошлёт его в Ханидан, где он обязательно совершит подвиг и император наградит его и приблизит.
Всё оказалось не так уж и радужно, оказалось, что надо ехать в Никольский уезд к Лопатиным, у которых были какие-то новинки и князю они были нужны. В никольский не хотелось, в поместье к Лопатиным тоже. Он представлял себе как выскочит Ирэн, располневшая и подурневшая и на руках у неё непременно будет орущий ребенок, и она, протягивая руки к нему будут снова плакать и уговаривать его вернуться.
Но дяде граф отказать не мог, поэтому, отписав матушке, что уедет по делам на несколько дней, пошёл помогать собирать вещи, которые могли пригодиться в пути.
Дорога длинная, по дороге дядя стал интересоваться как у Балашова складываются отношения с семейством Обуховых, продолжает ди он поддерживать какую-либо связь с Ирэн.
Балашов, поморщившись рассказал, что с князем Обуховым и его сестрой отношения прекрасные, они даже его навещали во время болезни, а вот с Ирэн он порвал окончательно.
Тогда Ставровский спросил про дочь. Балашова тема дочери волновала только в контексте проблем со сватовством, поэтому он ответил словами матери:
—Константин Петрович, матушка считает, что не мой это ребёнок, а Виленского, поэтому отвезла девочку к Лопатиным.
Но об одном умолчал граф, а может забыл. Он не сказал дяде, что мать, используя графскую печать, подписала отказ от ребёнка от его имени.
Уже на подъезде к поместью Лопатиных увидели строящийся храм. Храм строили на небольшом холме и поскольку стены из «блоков» возводились очень быстро, то среди чёрных вспаханных полей, и свежей весенней зелени, со стороны, даже недостроенным, храм смотрелся очень необычно. Ставровский приказал подъехать поближе и вылез из кареты, чтобы самому пройти и посмотреть на странным образом вытесанные камни. Ставровский такого никогда не видел, чтобы каждый камень словно близнец был похож на другой. Прикрикнул, ухватив за шкирку пробегающего мимо одного из строителей:
—Позови главного
На окрик откликнулся высокий чисто одетый мужик с большой окладистой бородой. Подошёл с достоинством поклонился:
—Чего изволите, барин?
Доверенный слуга тут же прикрикнул:
—Какой он тебе барин, дуря, это Его Сиятельство князь Ставровский
Но на мужика имя князя не произвело ровно никакого впечатления. Ставровский понял, что эти из «церковных строителей», на колени падать не будут, и миролюбиво спросил, знаком показав своему слуге не вмешиваться:
—Откуда же такой камень?
Мужик, явно не впервые получающий этот вопрос, также спокойно ответил:
—Ваше Сиятельство, мы ведь строим, а камни-то нам заказчик поставляет, а откель, то на не ведомо.
—А кто же твой заказчик?— судя по напряжению в голосе князь начал терять терпение
—Помещик Лопатин,— ответил мужик и князю показалось, что он усмехнулся в бороду.
—Снова этот Лопатин,— про себя подумал Ставровский, а вслух сказал,— а не продашь ли мне, любезный один камень. Плачу целковый.
Хитрый Василий Мефодьевич, сначала собирался отказаться, но подумал, что от одного камня точно ничего не случится, и продал князю Ставровскому бетонный блок за два целковых.
Балашов удивлялся, зачем князь выкупил какой-то камень аж за два целковых, да красиво обтёсанный, но… камень.
А вот князь сразу понял, что с камнем что-то не так, но решил, что с мужиком общаться и выспрашивать того ниже княжеского достоинства и, приказав загрузить «камень» в карету, решил, что выспросит обо всём у Лопатина.
