Перед тем как дать документ на подпись Ирине, законник сказал:
—Вы же понимаете, что, подписав этот документ вы навсегда лишите девочку возможностей фамилии, она не сможет претендовать ни на титул, ни на наследство?
На что Ирина хотела сказать, что она только рада, если у Танюши не останется никаких связей с этой фамилией, но решила, что Балашова всё равно не поймет, а законнику в принципе всё равно, он просто выполняет свою работу. Поэтому просто ответила:
—Знаю
И подписала.
Увидев, как графиня брезгливо поморщилась, Ирина, взглянув на графиню, в тон законника спросила:
—Вы же понимаете, что никогда не сможете претендовать на девочку?
И попросила заверить бумагу на отречение от Танюши графской печатью, которую углядела на руке Балашовой.
Глава 20
С того самого дня, когда приезжала графиня Балашова, Леонид Александрович Лопатин «ожил».
Сразу после отъезда графини Балашовой Ирина поговорила с отцом. Рассказала о своих планах и о том, что документы пришлось оформить на его имя, чтобы все средства оставались в семье Лопатиных.
Отец поддержал, и даже сам предложил вместе съездить к помещику Картузову, взглянуть на литейную мастерскую. Ирина чуть погодя решила ещё привлечь отца к общению с деревенскими старостами.
На вопрос Ирины о месторождении огненных рубинов Лопатин отвечать не стал, сказал, только чтобы забыла и не спрашивала.
—Ну и ладно, потом узна́ю,— подумала Ирина про себя.
А вечером приехал посыльный в форме почтовой службы и привёз деньги от…барона Виленского.
—Надо же, правду говорят «деньги к деньгам»,— удивлению Ирины не было предела,— он что святой? Или так принято?
Денег Виленский прислал тридцать золотых, Пелагея удивилась, сказала, что раньше присылал в два раза меньше.
Ирина подумала и решила, раньше Виленский знал, что Ирина жила у графа Балашова, а теперь, когда он сам её отправил к отцу, вероятно, и решил увеличить «ежемесячную» помощь.
—Отказываться не будем,— решила Ирина, ещё её бабушка говорила,— «Бьют беги, а дают бери», нам пригодится.
К помещику Картузову поехали на следующий день после визита Балашовой. Ирина не была уверена, что отец снова не впадёт в свою странную депрессию, поэтому решила не терять шанс вывезти его «в люди».
На вопрос Ирины не нужно ли предупредить Картузова о приезде, Леонид Александрович ответил отрицательно.
—Конечно, как предупредишь? Телефонов-то нет,— вот чего Ирине не хватало, она скучала по скорости передачи информации. Вот даже сейчас, чтобы выяснить как там дела у Голдеева, надо само́й ехать или к нему, или на завод. А с другой стороны, люди встречаются здесь гораздо чаще, чем мы там. В последние годы, после пандемии, вообще перешли на онлайн-формат общения. Смешно сказать, ладно подруги из Новосибирска, но Ирина годами не могла найти время встретиться с приятельницей, которая жила с ней в одном городе. Зато они регулярно общались по телефону
До помещика Картузова доехали к обеду. Поместье помещика было больши́м, но каким-то несуразным. Сам дом был очень красивым, напоминал английский особняк, потому как то ли был выкрашен в кирпичный цвет, то ли действительно построен из кирпича.
Но всю красоту портило здание такого же цвета, которое стояло боком к дому, отчего создавалось ощущение, что это какой-то кусок дома, просто недостроенный.
Но, присмотревшись и увидев трубы над зданием, Ирина поняла, что это и есть знаменитая литейная мастерская помещика Картузова.
Иван Иванович Картузов искренне обрадовался, увидев, что вместе с Ирэн приехал и её отец.
По дороге отец рассказал Ирине, что он считает помещика Картузова своим другом, раньше мужчины часто встречались, в том числе и на семейные обеды. На этих словах Леонид Александрович погрустнел, и Ирина решила сменить тему.
Сначала хлебосольный помещик потащил гостей обедать. За обедом рассказал, как нашёл Ирину, замерзающую на дороге.
—Представляешь, Лёня, она пешком шла из Отрады домой, зимой в тоненьких городских сапожках,— укоризненно качая головой говорил Картузов.
—Иван Иванович, дело прошлое, не стоит Леонида Александровича волновать,— Ирина действительно сейчас испытывала неловкость.
—Да что он барышня, что ли, разнеженная, что его волновать нельзя, пусть уже послушает, что пока он сиднем сидел, вы Ирэн Леонидовна чуть не погибли,— Картузов как настоящий друг не щадил отца Ирэн. И правильно делал. Жалость сейчас для Лопатина сродни убийству.
Видимо, действительно отец Ирэн и Иван Иванович Картузов были дружны, иначе как объяснить, почему Леонид Александрович только виновато склонял голову. Ирине даже стало неловко, что она никак не может помочь отцу. Он должен был справиться с этим сам.
К облегчению Ирины сразу после обеда Картузов предложил прогуляться до литейки.
Ирина сразу поняла, что литейка — это любимое детище помещика. Если в доме всё было достаточно лаконично, никакой вычурной роскоши, в сине-бело-голубых тонах, то литейное производство получило от хозяина гораздо больше любви. Здесь было много света, который ещё и поддерживался верхним остеклением. И судя по размеру стекла, это должно́ было стоить баснословно дорого. Одну часть литейки занимала настоящая до́менная печь. Конечно, выглядела он допотопно, но Ирина сразу её узнала. Шла плавка и рядом с печью суетились трое людей, похожих на китайцев.
Картузов пояснил:
—Это островитяне с острова Шо, я из сюда вывез потому как они уже два века такие печи строят. Вывез, чтобы и мне построили. Теперь вот лучшую в Стоглавой сталь могу делать.
Глядя на ошарашенной лицо Ирины, Картузов виновато проговорил:
—Да, вы не думайте плохо обо мне, всё честь по чести, я обещал их вернуть, как построят и запустят, так они сами отказались. Двое из них даже женились уже здесь.
Ирина и не думала плохо, Картузов не так расценил её взгляд. Она восхищалась. Восхищалась этим человеком, фанатом своего дела.
А посередине литейки стояла тигельная печь…
Ирина сразу её узнала, такую же она видела в своё время на картинке в учебнике. И там было написано, что это первая тигельная печь, изготовленная в Швейцарии, к сожалению, имя изобретателя Ирина не помнила. Она лишь восхищённо спросила Картузова:
—Иван Иваныч, откуда? Откуда у вас эта печь?
На что Картузов с гордостью произнёс:
—Выписал из Данцига, она там в единственном экземпляре была, тысячу золотых заплатил,— почесал бороду и продолжил:
—А получил, смотрю вроде ничего сложного, ну как сам не додумался?
—А кто? Кто сделал печь?— Ирина чувствовала, что стоит на пороге большого открытия.
