Затаив дыхание, Виктор коснулся кончиком пальца второй чаши, поднявшейся с шаром наверх – быстро, словно трогал раскаленный утюг.
–Ничего,– облегченно выдохнул он.– С этой стороны можно свободно касаться. Тогда я не полезу внутрь, а просто… Ай! Вот же сволочь!
Он отдернул руку, которую ощутимо прострелило разрядом, и стал трясти ею в воздухе.
–А ты хотел просто потянуть вниз, да?– Липа криво усмехнулась.– Мухлевать нельзя.
–Да чтоб вас всех,– огрызнулся Виктор и, стиснув зубы, схватился за край чаши. Молнии оплели хрустальный шар, заискрили, ударяя по руке.
–Не надо! Хватит! Отпусти!– кричала рядом Липа, слыша его глухое, полное боли рычание.
–А, черт, не могу!– прохрипел он, резко отшатнувшись от весов.– Совсем без рук останусь на этом гребаном квесте!
Кожа на его дрожащих пальцах покраснела и покрылась почерневшими круглыми подпалинами в тех местах, куда попали разряды. По виску стекала капля пота, а дыхание потяжелело, будто он только что пробежал марафон.
–Может, положить что-то другое?– предложила Липа.– Не вручную опускать, а что-нибудь…
Она растерянно осмотрела полупустую комнату.
–Точно!– Виктор просиял, несмотря на боль от ожога, и чмокнул ее в щеку.– Умница!
Стараясь лишний раз не тревожить пострадавшую кожу, он выудил из кармана телефон, опустил его рядом с шаром и едва успел убрать руку. Из-под хрустальной поверхности сверкнуло разрядом, по воздуху разлился отчетливый запах озона, как после грозы. Мобильник моментально почернел, а затем вспыхнул, словно в него ударила молния. Пара секунд – и он обратился в пепел.
–Дерьмо!
–Витя?!– испуганно воскликнула Липа.– Ты как? Что с рукой?
–Да все то же самое,– отмахнулся он.– Попробую положить ключи.
Он достал из кармана связку и, не подходя близко, с опаской забросил в чашу. Металл зашипел и расплавился на глазах, а затем и вовсе испарился, оставив после себя только золу.
–Какая же там температура?– Виктор выругался.– Как на поверхности солнца, что ли? Может надо что-то из другого материала? Не металлическое?
Но бумажник, отправленный следом, постигла та же участь. В воздухе запахло паленой кожей и терпкой горечью разбившихся надежд. Фигурки грехов явно перевешивали все, что у Виктора оставалось из вещей.
Липа от отчаяния бросилась к автоматусам:
–Может, теперь моя очередь? С одной стороны твои фигурки, а с другой положим мои. А шар… выкинем?
Но ее карточки по-прежнему не пролезали в щель.
–Вить, не выходит!
–Ладно, попробую еще раз вручную.– Он вздохнул и стал расстегивать свою гавайскую рубашку.
–Не надо, ты что?! Там только что ключи золой осыпались! Хочешь инвалидом остаться?!
–Меня же до этого не убило. Значит, как-то регулируется температура,– Виктор пожал плечами.– А я в этот раз руку тканью обмотаю.
–Нет!– замотала головой Липа, а затем торопливо предложила:– Давай попробуем положить мой телефон!
Она совершенно не верила в успех, но чувствовала, что должна что-то сделать, как-то помочь. Хотя бы просто отвлечь Виктора от второй безумной попытки дотронуться до чаши.
–Да брось, Лип! Дело явно в другом.
Пуговицы никак не поддавались его израненным пальцам. Он психанул и рванул края рубашки – пуговицы горохом застучали по полу.
–Витя, подожди!
Не сводя с него глаз, Липа торопливо сунула руку в сумочку и…
–Ай!– Она на автомате сунула окровавленный палец в рот.– Застежка у броши расстегнулась… Слушай!– Ее глаза загорелись воодушевлением.– Точно! Мне же гадалка брошку в самом начале дала. Подарок, мол. Смотри, она даже внешне почти как фигурка из автоматуса! Давай попробуем? И начнем с пчелки.
–Гадалкин шар, гадалкина брошь… Может, и получится.
В этот раз Липа сперва заглянула в сумку, достала украшение и отделила пчелу от цветка. Осторожно положила ее на протянутую ладонь Виктора.
–Спасибо. Ну-с, момент истины!
Брошь с гулким звоном стукнула о дно чаши, а Липа затаила дыхание, молясь, чтоб не вспыхнули разряды молний и не испепелили их на месте за дерзость. Секунду, другую, третью ничего не происходило. Но потом очень медленно чаша весов поползла вниз.
–Сработало, что ли?– удивился Виктор, будто совсем не надеялся на успех. Он приобнял Липу за талию.– Смотри, и правда сработало! Но это ж выходит, у нас с Тимуром вообще шансов не было, раз мы изначально отказались от бижутерии у гадалки?
–Может, если б твои павлин и муравей не были такими тяжелыми…
Липа осеклась и разочарованно выдохнула: чаша весов прошла срединную отметку и опускалась дальше.
–Перестарались,– упавшим голосом констатировал Виктор.– Надо было цветок попробовать, он ажурный, может, меньше весит.
А чаша с шаром и брошью все опускалась и опускалась, пока наконец не достигла поверхности мраморной площадки. Сперва раздался щелчок. Затем молнии внутри шара загудели громче, отчетливее, яркие голубоватые всполохи оплели весы, разрастаясь, искрясь на цепях. Виктор отступил, утягивая за собой Липу, становясь так, чтобы оказаться между ней и центром комнаты, где творилось нечто непонятное, но пугающее. Они пятились, пока не уперлись в ближайший витраж.
–Вить!– нервно воскликнула Липа, цепляясь за его руку и выглядывая из-за плеча.– Да что происхо…
Оглушительный гром наполнил пространство, заставив обоих повалиться на колени и зажать ладонями уши. Гулкий звон невидимого колокола раздался совсем рядом, и исходил он от весов. Звук метался между стенами часовни и, казалось, не собирался утихать.
–Это не часы на башне!– прокричала Липа, не слыша сама себя.– Мы постоянно слышали этот кошмарный набат, помнишь?
Но Виктор никак не отреагировал на ее слова, даже головы не повернул. Внезапно он встал с колен и, как завороженный, шагнул обратно к весам, словно его тянуло магнитом.
–Стой! Не лезь туда!
Хрустальный шар снова ослепительно вспыхнул и поднялся в воздух, поплыл навстречу к Виктору, как маленькая шаровая молния. За мгновение до того, как они соприкоснулись, Виктор обернулся, и его лицо озарила такая светлая, радостная улыбка, словно он только что познал тайны вселенной.
–Витя! Не-е-е-ет!
Широко распахнув глаза, Липа смотрела на своего спутника, за столь небольшой срок ставшего ей больше, чем другом, и была не в силах пошевелиться. Шар приземлился в его гостеприимно подставленную ладонь, но вместо того, чтобы почернеть и вспыхнуть, как факел, Виктор словно подернулся рябью. Время замерло, и лишь сердце в груди Липы гулко отсчитывало удары. А затем его фигура взорвалась изнутри. Разлетелась тысячами гудящих точек. Маленьких, деловитых, мохнатых точек в черно-желтую полоску. Многочисленные пчелы зажужжали, вбирая в себя звон невидимого набата, поглощая его без остатка, и взвились к куполу часовни, словно знали, что где-то там есть выход.
