–А нам и не надо его возвращать. Нам надо его, как это модно сейчас говорить, проработать,– заявила Клэр тоном заправского психоаналитика и картинно поправила на носу солнечные очки.
Женя, не впечатлённая её бравадой, только снова вздохнула.
–О’кей, всё ясно!– Клэр сняла очки, нахлобучила на голову свой шлем и объявила:– Экскурсия закончена. Едем прорабатывать психотравмы!
Через пятнадцать минут вихляния по узким улочкам Клэр притормозила у небольшого кафе. Несмотря на будний день, за уличными столиками сидело немало посетителей. Ветерок играл уголками красно-белых клетчатых скатертей. Из динамиков лилась громкая танцевальная музыка, и Жене внезапно захотелось поискать другое место – слишком уж жизнерадостная атмосфера не сочеталась с её внутренним раздраем. Но Клэр неожиданно схватила её за руку и потащила внутрь. Там было заметно тише и почти пусто. Большинство посетителей предпочли сидеть на свежем воздухе. Под потолком негромко гудел старомодный вентилятор с лопастями над люстрой. Пахло выпечкой, и Женин живот внезапно стал подавать сигналы бедствия.
«Кажется, перекусить и впрямь неплохая идея!»
Женя пошла к столику у окна, а вот Клэр, наоборот, направилась прямиком к барной стойке.
–Жан-Пьер, салют!– Она обменялась с барменом поцелуями в обе щёки, а затем громко объявила на всё кафе:– Моя подруга приехала издалека, и ей грустно, так что мы будем пить пасти́с и закусывать калиссо́нами
[35].
Затем взобралась на высокий табурет в ожидании заказа и оглянулась на Женю:
–Сиди-сиди, я всё принесу!
Уже через пять минут Женя подозрительно принюхивалась к стакану с молочно-кремовой жидкостью, стоящему перед ней. Напиток был похож на сгущёнку, сильно разведённую водой, но пах при этом как анисовые леденцы от простуды.
–Эжени, это пасти́с. Пасти́с, это Эжени,– «представила» их Клэр и подняла свой стакан с тем же содержимым.– Ну что, за встречу? Я рада, что тогда на стоянке такси подошла именно к тебе.
–За встречу!– Женя сделала аккуратный глоток и прислушалась к ощущениям. На языке, кроме аниса, осталось сладкое послевкусие лакрицы и как будто бы даже кориандра.– Неплохо! Что это?
–О, это гордость Прованса – знаменитая анисовая настойка. Ну, точнее, не сама настойка, а аперитив – разбавлено водой раз в пять, а то очень сладко.
–А что ещё в составе?– поинтересовалась Женя.
Благодаря дяде Косте она неплохо разбиралась в травах, хоть, конечно, и не обладала нюхом профессионального сомелье.
–А это вообще-то большой секрет фирмы,– хихикнула Клэр.– Производитель не раскрывает тайну, но, говорят, там куча всяких травок – кориандр, петрушка, ромашка, вероника и даже, представляешь, шпинат! Бе-е-е…
Она скорчила смешную рожицу и высунула язык, но затем с видимым удовольствием снова отпила из своего стакана.
После кафе и странного напитка настроение заметно улучшилось. Клэр показывала городские достопримечательности, болтала о своём бывшем, подначивала насчёт Кристиана…
Распрощались девушки, когда на город опустились сумерки. Женя едва не задремала в такси – настолько она устала. Да и подвёрнутая накануне нога разнылась по-настоящему.
Зевая, Женя поднялась по лестнице, мечтая только об одном – скорее доползти до кровати. На её этаже вспыхнул светильник-факел.
–Что за… хрен луговой?!
Она замерла с ключом в руке, а по спине пробежали мурашки.
Над дверным косяком, ярко выделяясь на фоне тёмно-серых каменных стен, белели намалёванные мелом символы. Перечёркнутые круги, перевёрнутые кресты, треугольники, меж которых затесались руны. Словно кто-то оставил ей уродливое послание на ведьмачьем языке.
Глава 17. Как звучит тишина
Солнечный луч крался по половицам, в его свете задорно плясали пылинки. Детские пальцы утопали в длинной шерсти, стискивая худое тельце. Над головой было надёжное укрытие, и из-за свисающей бахромы скатерти кухня выглядела смешно – в золотистую полосочку.
Жене нестерпимо хотелось зажать руками уши. Но она знала, стоит так поступить, и Флорин тут же сбежит. Тогда она останется совсем одна.
К привычным запахам присоединился ещё один. Противный, едкий. Что-то странно зашуршало возле плиты.
–Мама…
–Ты ничего не понимаешь!– донёсся женский голос из соседней комнаты.– Я устала! Мне тяжело!
К лучу на полу добавились странные, злые отсветы.
–Папа…
–Тебе тяжело?! Это я работаю на двух работах! А ты только и делаешь, что покупаешь новые платья, туфли, кольца! Тебе всего мало! Ребёнок брошенным растёт!
У плиты что-то щёлкнуло, заставив вздрогнуть. Флорин изогнулся, выпустил когти, оставляя на коже четыре кровавые полосы, но Женя не вскрикнула. Лучше не привлекать к себе внимания, пока мама с папой ругаются. Серая шерсть мелькнула и скрылась в дверном проёме, откуда слышались крики:
–Ты же мать, в конце концов, а не…
–Не кто? Ну?! Давай, Андрэ, скажи!
–Катрин, хватит…
–Мама,– срывается с губ тихий зов.
–И не говори мне о брошенном ребёнке! Сам-то ты…
–Катрин, я же…
–Ты дома только к ночи появляешься! А у меня тоже работа есть, между прочим!
–Папа!
Треск у плиты стал невыносимым, страшным, зловещим. Что-то зашипело разъярённым чудовищем.
–Я много работаю, чтобы содержать семью. Чтобы содержать тебя и все твои прихоти!
–Это только ваши российские жёны на шее у мужей сидят! А я и сама могу заработать. У тебя-то всё равно плохо получается!
–А у него, значит, хорошо?!
Громкий хлопок заставил Женю подпрыгнуть в страхе и удариться головой о столешницу.
Она неловко дёрнулась и, всхлипывая, вывалилась из своего убежища прямо в лапы беспощадному пламени, жадно пожирающему занавески, полотенца, деревянные шкафы… Сквозь алые всполохи и дымное марево проступили жуткие чёрные кляксы. Разрастаясь, они сплетались друг с другом, образуя прямо в воздухе уродливые символы. Изломанные линии, кровоточащие кресты и перечёркнутые руны на глазах складывались в жуткое послание, смысла которого Женя не понимала. А за ними, сквозь стену огня мелькнули полные злобы жёлтые глаза. Душераздирающий гиений смех разнёсся по маленькой кухне, приглушая все прочие звуки…
