А Эдуар продолжал дурацкую игру – нашёптывал про доблесть, королевские указы, регалии, перемежая свои слова невесомыми касаниями губ и лёгким прикусыванием чувствительной кожи за ухом. Его речь слилась для Жени в бессвязный набор будоражащих звуков. Внезапно раздался резкий щелчок, давление вокруг запястья наконец ослабло, а мсье Роше выпрямился.
–Рыцарю, спасшему прекрасную даму, положена награда.
–К-какая?
Душой, сердцем, телом до безумия хотелось сдаться на милость хозяина замка. Но разум… Секунды шли, и эта пытка становилась невыносимой. Казалось, пространство вокруг вот-вот готово было схлопнуться.
–«Ле буш а орей».
–Что?
–Поужинаешь со мной,– прозвучал приговор. Безоговорочный и не подлежащий обжалованию.– В «Ле буш а орей». В следующую пятницу.
А затем мсье Роше развернулся, твёрдым шагом пересёк зал музея и вышел за дверь.
Женя буквально стекла с трона, на негнущихся ногах дошла до коридора, с четвёртого раза попала ключом в замочную скважину и закрыла наконец музей.
«Господи, ну почему это случилось со мной? Больше и не посмотрю в сторону проклятого кресла…»
При очередном воспоминании о том, как Эдуар поймал её «на горячем», щёки и шея вновь полыхнули алым, хотя Жене казалось, что краснеть сильнее некуда. Она сжала кулаки.
«И эта его настойчивость… Мы же всё обсудили… Я сразу сказала, что не могу…»
Женя оставила ключи от музея на ресепшен, забрала свои от номера и поплелась домой, погруженная в тяжёлые думы.
«Вон же есть Элен! Или девушки из университета. Моник ведь говорила, что они ему прохода не дают. И сотрудницы отеля с его приездом стали одеваться будто на показ мод. Всё ради внимания мсье Роше. Вот и выбрал бы любую из них! Так почему я?!»
Самый очевидный ответ сладко и маняще лежал на поверхности, блестел, как наливное яблоко румяным боком, но Женя даже не осмеливалась взглянуть в его сторону.
«Для Эдуара это игра, развлечение, удобство, быть может. Но я-то! Я не могу так! Не могу ведь?..»
В душе творился невообразимый раздрай. Разум и логика возмущённо протестовали, а сердце отчаянно мечтало сорваться в пропасть, хоть сама Женя не решилась бы признаться в этом даже самой себе. Пытка продолжалась – и никаких тронов с шипами не надо.
Светильники-факелы, освещавшие путь в хозяйской башне, больше не пугали своим оригинальным дизайном. Кажется, целую вечность назад Женя впервые поднялась по этой лестнице в сопровождении Люка. Тогда сердце заполошно трепыхалось от одной только ассоциации с настоящим огнём. Теперь же эти переживания растворились под натиском более реальных и более сложных, имя которым Эдуар Роше.
Идея залезть в ванну и утопиться казалась не такой уж и глупой: так хоть раз – и нет проблем.
«Ладно – не топиться. Для начала просто отмокнуть».
Дядя Костя утверждал, что тёплая ванна восстанавливает энергетические потоки и очень успокаивает, так как напоминает о том времени, когда человек находился в утробе матери.
Женя вздохнула, скинула у порога босоножки и прошла в комнату.
«Вот Клеопатра, например, любила ванны из ослиного молока. Молока у меня, конечно, нет, но есть соль с экстрактом ва…»
Все мысли разом вылетели из головы, вытесненные развернувшейся перед Женей картиной.
На ближайшей из подушек, будто в обрамлении белоснежного савана, лежала пара мышиных трупиков. Сиренево-синий букет лаванды, вышитый на наволочке, словно провожал влюбленных в последний путь.
Глава 26. Здесь обитают призраки
Люк, которого Женя минуту назад буквально выволокла с ресепшен, в своём траурном костюме гармонично вписался в жутковатый антураж.
«Если он сейчас затянет отпевание, я точно рухну в обморок».
Но вместо панихиды он деловито распихал дохлых мышей по карманам пиджака.
–Люк…– вытаращила глаза Женя.– Что ты делаешь?
–В хозяйстве пригодятся.
–Что?!
–Говорю, всё хорошо, мадам Арно. Неприятность устранена.
Вдобавок он перевернул подушку, с которой только что убрал дохлые тельца, и чуть взбил её с боков.
–Вот. Всё в порядке. Можно спать.
Затем он улыбнулся краешками губ и покинул номер. А Женя так и стояла, прилипнув спиной к стене.
–Какого чертополоха это сейчас было?!
Схватившись за телефон, она в который раз набрала номер Моник. Серия бесконечных гудков нервировала, как и сама ситуация.
–Эжени, ну что ты названиваешь?– неожиданно отозвался в трубке недовольный и уставший голос подруги.
–Моник! Слава богу! Ты не представля…
–Эжени, если никто не умер, то давай завтра поговорим. Мне плохо.
–Умер. Да. То есть нет. То есть мыши,– растерялась Женя и тут же спохватилась:– А что с тобой?
–Похоже, отравилась чем-то на конференции.
–О-о. А… А ты где? У себя? Давай спущусь и помогу…
–В Эксе я.
–Может, мне приехать?
–Не надо. Справлюсь.
–Послушай, от тошноты хорошо помогает ароматерапия. Вдыхание запахов лаванды, мяты, розы или гвоздики может приостановить позывы…
–Эжени, ну какая ароматерапия?– простонала в трубку Моник.– Ты мне ещё травки покурить предложи.
Женя недовольно нахмурилась, но от попыток помочь не отступилась:
–А имбирь у тебя есть? Имбирный чай? Надо завари…
–Эжени,– резко её перебила подруга.– У меня есть всё, что нужно: вода, абсорбент и унитаз. Теперь извини, мне правда хочется тишины и покоя.
–Поправляйся!– только и успела пожелать Женя.
А потом в трубке раздались гудки.
–Ну не к мсье Роше же бежать теперь!– вслух задумчиво произнесла Женя.– Что я ему скажу? Здравствуйте, в моей постели сдохли мыши, пустите переночевать? Тьфу!
Кандидатуру Фабриса она тоже отмела. Не хотелось выглядеть глупо и давать ему лишний повод для подколов. Да и выносить женские разборки на всеобщее обозрение было ниже её достоинства. В том, что это проделки Элен, Женя уже практически не сомневалась. Точнее, ей очень хотелось в это верить, так как версия о кознях домового или, того хуже, неупокоенного призрака Бертин Роше была намного страшнее. Живой и реально существующий кандидат в злодеи был предпочтительнее для порядком расшатанной психики.
Подушку Женя в итоге засунула в гардеробную. А свои вещи, наоборот, вынесла в комнату. Затем она закрыла дверь гардеробной и подпёрла её пуфиком. Потом, поразмыслив, сбегала в ресторан и выпросила у ошарашенного персонала стейк из тунца и копчёную перепёлку. Убрала пуф, зашла в гардеробную и разложила щедрые дары под стеллажом, произнесла наговор. И только потом закрыла всё в обратном порядке.
