Первое время Женя искренне верила, что спит. Она исщипала себе руки до синяков, но проснуться не получалось. Затем она ломилась в дверь, но стоило тюремщику появиться на пороге, её губы вновь лепетали что-то несусветное. Совсем не те слова, что она заготовила про права человека, полицию, Роше и де Гиза. То же происходило, и когда она пыталась поговорить с кем-то из сокамерниц, объяснить, что она вообще не понимает, что происходит и где оказалась.
Кормили узниц раз в день и крайне скудно – толстый прислужник в рясе заносил корыто с отвратительной жидкой похлебкой, как будто для свиней, и ставил на пол недалеко от входа. Те из пленниц, у кого ещё оставались силы, кидались к корыту, словно озверевшие, отпихивали товарок, оттаскивали их за волосы, зачерпывали пригоршни мерзкого месива и жадно втягивали ртом.
Впрочем, таких с каждым днём становилось всё меньше. Каждый день из подвала уводили двух-трёх женщин и спустя несколько часов возвращали их жалкие подобия. С иссеченными спинами и выбитыми зубами, заплывшими глазами и раздробленными пальцами. У некоторых где-то под одеждой были раны, и грязная ткань медленно пропитывалась сочившейся кровью. Кто-то из вернувшихся бормотал себе под нос и разражался приступами дикого неестественного смеха. Некоторых скидывали на пол, как мешок тряпья, и жизнь медленно угасала в их искалеченных телах. Это был ад, просто ад.
…так думала Женя, пока не пришли за ней. Тогда и начался настоящий ад.
Вспышка боли.
–Фру Маргрета Бьорнсдоттир, признаете ли вы себя виновной в колдовстве, наведении порчи, сношениях с Диаволом?
«Ты прекрасна,– эхом прозвучал в голове бархатистый голос Эдуара.– Не закрывайся от меня. Доверься».
Тепло его рук с нежностью пробежалось по коже, заглушая боль, учиняемую самопровозглашённым инквизитором. Шёлк простыней обнимал обнажённые разгоряченные тела. Стены впитывали громкие вздохи, которые перемежались со сладкими поцелуями.
Новый вздох и резкий, царапающий холод.
Монотонный голос актёра-маньяка бубнил и бубнил одно и то же, когда Женю окунали головой в чан с ледяной водой и держали, пока она не начинала захлёбываться. В ответ она только мычала, пытаясь сказать мучителям, что она вовсе никакая не Маргрета, её с кем-то перепутали, а творящееся вокруг беззаконие не останется безнаказанным. Но непослушные губы исторгали из себя лишь истошные крики, плач, мольбы о пощаде, обещания чего угодно, лишь бы пытка прекратилась.
Вспышка боли.
–Фру Маргрета Бьорнсдоттир, признаете ли вы себя виновной в колдовстве, наведении порчи, сношениях с Диаволом?
«Не бойся, оленёнок,– шёпот Эдуара проникал в самую глубину сознания.– Моя малышка, только моя…»
Жар томления становился нестерпимым, и она впилась ногтями в крепкую мужскую спину, сама подалась навстречу желанию и бархатистому шёпоту, доверяя себя, тая в обжигающих объятиях…
Женя уже плохо понимала, чего от неё хотят, но запах горелой плоти и пришедшее за ним безумие словно тысячи игл пронзили обессилевшее тело, отрезвили её, заставили поднять голову и осмотреться. Палач отошёл в сторону жаровни и водрузил на неё железный прут, который за минуту до этого расчертил её тело уродливыми штрихами.
–Я благочестивая прихожанка, святой отец, пощадите…
Вспышка боли.
Сквозь мутную пелену перед глазами Женя с трудом разглядела парнишку, которого, как котенка за шкирку, держал один из мучителей.
–Фру Маргрета Бьорнсдоттир, признаете ли вы себя виновной в колдовстве, наведении порчи, сношениях с Диаволом?
–Эдуа-арр,– почти рычала она, забывая, как дышать, в безумном водовороте ощущений царапая его спину ногтями.– Эдуа-а-ар…
Из горла рвались сумасшедшие крики. А мальчонка смотрел на неё огромными от ужаса глазами и трясся в истерике. Женя никогда в жизни не видела этого ребёнка и никак не могла взять в толк, зачем он здесь.
–Мама, мамочка…– она скорее угадала, чем услышала эти слова, вылетевшие из перекошенного рта, прежде чем держащий парнишку мужчина распластал его ручонку на наковальне и занёс над тонкими пальчиками молот. Истошный крик разорвал воздух, и Женю прошило насквозь чужими воспоминаниями.
–Свен, сынок,– захлебывалась она рыданиями.– Не троньте! Сволочи! Ублюдки! Прокляну!– она дико захохотала, дёргаясь в верёвках.– Признаюсь, признаюсь, во всём признаюсь! Я спала с ним, ясно? Спала!!!
Вспышка боли.
Глава 29. Цветы под коркой льда
–Отпустите… признаюсь… вся вина на мне… пощадите…
Она тряслась, как в лихорадке. Всё тело горело и ломило.
–Тише, тише!– сильные руки обхватили её за плечи и прижали к крепкой груди.– Ш-ш-ш, моя малышка, вернись ко мне, я здесь, рядом с тобой!
Женя распахнула глаза, и первым, что увидела, было обеспокоенное лицо Эдуара, нависшего над ней.
–Отпусти!– закричала она не своим голосом и толкнула его что было мочи и руками, и ногами.
Он охнул, чуть согнувшись – видимо, она попала коленом ему в пах.
–Не приближайся!
Женя извернулась и соскочила с кровати, не обращая внимания на отсутствие одежды. Это казалось несущественным по сравнению со страхом, что порождали тёмные омуты глаз Эдуара.
–Это всё ты, да? Ты?!
–Эжени…
–Сказала, не приближайся! Ты изводил меня всё это время? Скрёбся в чёртовой гардеробной!
–Что? Я не понимаю…
–Не знаю, как ты это делал!– По щекам побежали слёзы.– Не отпирайся! И пижаму испортил – не нравятся единороги, да? Слишком радужные для твоей тёмной сущности?
–Эжени, успокойся,– Эдуар поднялся с кровати и, ничуть не смущаясь наготы, шагнул к Жене.
–И бельё. Всё ведь для этого было, да? Для этой ночи. У меня ничего не осталось, кроме паршивых трусов с котятами. Ты обиделся тогда в ресторане? Верно. Я нагрубила, а ты не смог забыть.
–Да что ты несёшь?!– Эдуар в два шага оказался рядом, схватил Женю за плечи и тряхнул. Не сильно, но достаточно, чтобы она наконец замолчала.
–Тебе кошмар приснился. Всё позади, успокойся.
С этими словами он обнял и стал нежно поглаживать её спину. Женя стояла, напряжённая, как струна, продолжая представлять в своей голове картины, одну другой ужаснее.
«А вдруг он с самого начала это задумал. Покорить, сломать. Его замок, его власть… И Бертин сошла с ума. Может, он и её довёл? А потом гитара эта с пятнами крови. Надоела жена – ударил по голове. Синяя Борода, точно! Его замок, его власть…»
Но постепенно ласка сделала своё дело. Женя немного расслабилась, и ужасный сон побледнел в памяти. Эдуар потянул её к кровати и усадил к себе на колени.
–Хочешь поговорить?– прошептал он.– Что тебе приснилось? Я так за тебя испугался…
