У меня на затылке до сих пор от страха дрожали волосы. Я сел рядом с Максом, ощупывая взглядом реку. Рыбак-великан был где-то рядом. Он охотился за картой. За рыбой. И стало быть, за нами тоже.
–Зачем мы обмазали жилеты?– спросил Макс.– Я свечусь, как фонарик. Нас же видно.
–Вот именно, видно. Кому надо, тот и увидит,– ответила бабушка.
А дедушка вдруг ухмыльнулся и сказал:
–Ага, мы прибыли, дети. Держитесь крепко.
Я повернулся и разглядел впереди свечение, будто над рекой были развешены слабенькие фонари. Туман и дождь делали свет выпуклым и неопределённым. Невозможно было понять, откуда он исходит.
Лодка подплыла ближе, из тумана возник свод моста. Кажется, это был один из тех низеньких разноцветных мостов, которые тянулись через каналы в центре города. Туристы обожали под ними фотографироваться или, проплывая, дотрагиваться руками до металлических и деревянных перегородок. Дедушка тоже поднялся и дотронулся. Едва лодка заплыла под мост, течение прекратилось. Мы остановились.
Мало того, здесь не было ни измороси, ни тумана. Мир обрёл чёткие контуры. С обеих сторон моста я разглядел плотную пелену, как занавес. Но мы оказались между. В тишине и полумраке, но хотя бы без дождя.
–Что это такое?– спросил я.– Здесь обитает рыба?
Эхо моего голоса разлетелось по пустоте.
–Не совсем, дети. Большая золотая рыба никогда не находится на одном месте. Она плавает по всей Изнанке. Но сейчас у нас есть шансы понять, где именно её искать.
Темнота начала постепенно растворяться. Будто кто-то медленно усиливал свет вокруг, заставляя невидимые фонари гореть ярче. Я разглядел островки берегов с обеих сторон под мостом. На одном из них – каменном широком выступе – стоял человек. Он светился, как мы с Максом, но становился ярче и ярче, заливая собственным светом пространство.
–Здравствуй, дружище!– воскликнул дедушка, увидев человека.– Не представляешь, как мы рады тебя видеть!
Человек молча размахнулся и швырнул что-то в нашу сторону. На борт тяжело упал мокрый хвост каната. Дедушка просунул его в отверстие на носу лодки и завязал в тугой узел.
Мы стали медленно двигаться к берегу. Чем больше становилось света, тем меньше я боялся. А когда лодка ткнулась в каменистый берег, успокоился совсем.
Незнакомец светился сам по себе. То есть на нём не было какой-то специальной одежды, он не был разукрашен фосфорной краской или маркерами. Бледный, мягкий свет исходил от кожи: на лице, на шее, на ладонях. Будто где-то внутри этого маленького, щуплого человечка болталась включённая лампочка.
Он долго, с прищуром, разглядывал сначала дедушку, потом бабушку, потом нас с Максом, а потом произнёс задумчиво:
–Не самый худший вариант. Откуда я вас знаю?
–Это же я,– сказал дедушка, улыбаясь. Он возился с лодкой, затаскивая её повыше на каменную мостовую. Тёмные волны не хотели отпускать лодку, накатывались на неё, цеплялись.– Свечи из свиного сала, фонари, отражения в стёклах, первые дети на Петровской набережной, ну?
Человечек достал откуда-то свечу, щелчком пальца поджёг её и поднёс дрожащий огонёк к дедушкиному лицу. Свет показался мне настолько ярким, что заболели глаза.
–Смотри!– Макс ткнул меня локтем в бок.– Смотри, у него нос светится тоже! Самый кончик!
–Я же говорю, не самый худший вариант,– произнёс человечек, тщательнейшим образом разглядывая дедушку.– Вы могли бы быть, скажем, картофелем. Или чумой. Старым камзолом. Хлебными крошками, которые подсохли на подоконнике. А вы всего лишь те самые старик со старухой. И ещё внуки, да? Я видел их, припоминаю.
–Где вы нас видели?– вырвалось у меня. Если бы я встречал такого – ещё одного странного!– человечка, то точно бы запомнил.
В моей жизни, к слову, странные люди раньше не встречались. Разве что уборщица в школе, про которую все думали, что это именно она украла голос у Русалочки из мультика.
Человечек повернул ко мне свечу. Яркий свет сузился до дрожащего пятнышка в его руках, а вокруг стало черным-черно.
–Хорошо, что вы задаёте вопросы. Ваше поколение не любит задавать вопросы, совсем не любопытные и не суёте нос всюду. И с жилетами хорошо придумали. Иначе я бы вас не заметил, а вы бы не примкнули, как мотыльки.– Человечек шевельнул свечой.– Знаете, в чём сходство человека и мотылька? Мотылёк летит на свет фонаря, его привлекает возможность рассмотреть что-то яркое и красивое. Так же и человек – видит свет в окне и бежит смотреть, разглядывать, подглядывать. Не может сопротивляться. Вы когда-нибудь заглядывали в чужие окна?
Я, признаться, заглядывал. Особенно зимними вечерами, когда темнело рано и приходилось возвращаться из школы в окружении ярких окон в домах. Тут хочешь не хочешь, а будешь разглядывать чужую жизнь, особенно если не задёрнуты шторы.
–Все так делают,– произнёс человечек, то ли прочитав мои мысли, то ли расценив молчание за согласие.– Любопытство не порок, а средство изучения мира.
–Это Дажь, чинитель света Петербурга,– с нотками уважения в голосе сказала бабушка.– Знаете, красивые закаты в городе его рук дело. И таинственный блеск фонарей в центре, на Невском. Но больше всего он любит окна старого города. От них всегда идёт самый тёплый свет. Думаете, почему в центре всегда так красиво? Он чинит. Постоянно.
–У него есть имя, значит, он чинитель высшего порядка,– козырнул я знаниями. Впрочем, никто не обратил внимания.
–Свет жизни. Если горит окно, значит, там кто-то живёт.– Дажь, чинитель света, вновь повернулся к бабушке и дедушке и осветил их лица.– Что у вас? Вы же не просто так снова оказались на Изнанке.
–Ага. Вот.– Дедушка извлёк из плаща лист бумаги, развернул и протянул человечку.– Это маршрут к рыбе. Нужно подсветить точки, чтобы мы добрались как можно быстрее.
–Нам-то всё равно,– добавила бабушка,– а детям очень нужно.
Чинитель взял листок и долго разглядывал, водя свечой над нарисованным маршрутом. На влажном лбу человечка проступили морщинки. Губы шевелились.
–Вы его украли, да?– спросил он наконец.
–У нехорошего человека. Скажем так, изъял по надобности.
–Нехороший человек не делает кражу оправданной. Я чувствую кислый привкус отвратительного поступка. И Рыбак тоже чувствует, между прочим. Идёт за вами по пятам. Скажите спасибо, что сюда ему хода нет. Но я не удивлюсь, если он будет поджидать где-нибудь поблизости.
Свеча погасла, и снова стало узнаваемо серо. Где-то над головами забарабанил дождь. Чинитель заковылял в темноту, под самое основание моста, где металлические распорки вгрызались в камень. Кожа чинителя засветилась, и от света темнота стала гуще, задрожала, а потом вдруг вокруг него стал зарождаться другой свет: желтоватый, белый, зелёный, разный. Свет формировался в прямоугольники и квадраты. Это были окна. Множества окон невидимых в темноте домов. Справа, слева, над головой. Они уходили далеко в темноту, расширяя пространство под мостом до невообразимых величин. Чем дальше шёл чинитель, тем больше вспыхивало окон.
