–Не знаю, как в других местах – здесь точно этого не будет! Сражение уже закончено – скоро князь обратится к вам. Он всегда обращается к славным воинам и всегда дает шанс на жизнь. Поверь мне, воин, я это знаю. Вам просто нужно понять, что ваша старая жизнь – плохая она или хорошая – уже не вернется. И не упустить этот шанс.
Досифей понял, тот, кто успокаивал пленных, не из их фемы. Откуда бы он мог знать, как поступит местный вождь? Однако речь его не оставляла сомнений, что говоривший ромей. И как это могло быть? Досифей повернул голову в сторону говоривших и, с боязнью не увидеть свет, приоткрыл глаза и повернул голову на голос. В нос ударил запах травы и прелой земли. Но это просто промелькнуло в его сознании, заслоненное радостью, что его глаза увидели окружающий мир. Еще не совсем хорошо, в глазах еще оставалось жжение и выступали слезы, но по сравнению с тем, что было раньше, это казалось мелочью. И он сквозь слезы смог рассмотреть, что в нескольких шагах от него стоял катафракт и разговаривал с сидящими ромейскими воинами. Причем, как сразу отметил Досифей,– это был Катафракт с большой буквы! Ему таких видеть ранее не приходилось. Это точно был не ромей. Весь в блестящей броне, буквально весь – включая сапоги! И с пурпурным плащом на плечах. Катафракт держал под уздцы могучего коня, так же покрытого броней. Все это он видел расплывчато – слезы мешали разглядеть детали. Зато он прекрасно слышал голос говорившего, и этот голос показался ему знакомым. Он снова повернулся на бок и попытался встать. Не с первой попытки, но все же ему это удалось. Стоявший поодаль варвар-копейщик прикрикнул на него, занося древко для удара, но его голосом остановил все тот же катафракт. Теперь он говорил на незнакомом, варварском языке. Копейщик послушался и опустил копье.
–Что ты хотел, солдат?– уже снова на ромейском поинтересовался он у Досифея.
Досифей, часто моргая и щурясь, пытался рассмотреть его. Короткая стрижка, аккуратная черная с сединой борода и…
–Леонтий?! Ты ли это?
Глава 16
–Ну что, можно подвести предварительные итоги!
Фомичев стоял на помосте позади позиций лучников и легкой пехоты. Все же ситуацию посчитали сложной и опасной, поэтому позади уже однажды послужившей стены щитов, на случай прорыва, быстро соорудили и гуляй-город. Ну, а в качестве последнего аргумента поодаль стояло несколько БТРов.
–Что по потерям?
Федор Иванович, кряхтя, почесал затылок.
–У лучников и легкой пехоты только раненые, а вот у тяжелых… Нет, латники отработали на пять! Там только ушибы и легкие раны, а вот новобранцы! Может, не стоило их в дело пускать?
–А кем тогда воевать? Литовской пехотой и лучниками? С Черныхом ушла сотня латников плюс варяги Ингельда. Из основы осталось четыре сотни латников и нурманский хирд Трюггви Хитрого. А против нас было две с половиной тысячи только тяжелой пехоты! Подчеркиваю – обученной воевать в строю. И называются они не воины, а солдаты. Солдаты Восточной Римской империи! Самого сильного государства на сегодня в этом мире. Так что… Хорошо хоть так все завершилось! Зато новобранцы посмотрели, с кем им, возможно, придется воевать. Тут еще конницы не было, а у ромеев она главный род войск. Хорошо хоть экспромт Александра Викторовича в тему получился. Приказ открыть шлюз в Жижалу из Молодки при подходе каравана ромеев дал нам сутки! И мы шанс не упустили! Хотя, уважаемый командир роты!– Фомичев обратился к бывшему заму Черныха, который стал командиром стрелковой роты.– Как получилось, что тяжелая пехота ромеев почти не пострадала от наших закладок со слезоточивым газом и дымовыми шашками?
–Сергей Владимирович! Нельзя было ближе к нашим позициям их размещать. Иначе своих бы зацепили. И так хорошо, что ветра не было.
–М-да… Сколько ни готовься, все равно что-нибудь забудешь или просто не посчитаешь нужным брать. Что мне мешало взять партию в тысячу штук, к примеру, противогазов? И ведь можно было брать не современные, а устаревшие и списанные. Наверняка ведь со складов продали бы по весу. Не взял! Продолжай.
–Закладки сработали штатно. Полностью нейтрализовав лучников и частично латников. Но уровень организованности у них повыше, по сравнению с теми, с кем нам пришлось встречаться ранее. Командующий смог удержать дисциплину, и примерно полторы тысячи, прижавшись к каналу, сдаваться отказались. Обстрел их лучниками особого эффекта не дал – и броня у них неплохая, и главное, грамотные – моментально построили «черепаху». Атаковали их после того, как газ на поле выветрился. И после обращения к ним на ромейском языке. Результат вы знаете. Новобранцы, пытаясь пробить строй тяжелой пехоты так, как они привыкли, понесли потери. Ну, а пять с небольшим сотен нашей тяжелой пехоты и нурманов Трюггви никак не смогли бы продавить войско, в три раза превосходящее их по численности. Даже с учетом нашего превосходства и в выучке, и в снаряжении. Атака была прекращена, и по вашей команде Тунгус обезглавил остатки ромеев. После этого они и сдались.
–Молодец! Оценка пять!– подвел итог Фомичев.– Ладно, дело к вечеру, надо поспешать. Пленных сколько, Викторыч?
–Около семи сотен лучников и легкой пехоты, и тысяча двести – тысяча триста латников. Лучников многовато отравилось. Противогазов не хватило, поэтому их из очага поражения вытащили мало. Кто там упал – уже не поднялись. А те, кто из зоны поражения смог выбежать,– всех взяли.
–Итого – примерно две тысячи. Плюс-минус.
–Сергей Владимирович, о количестве можно будет говорить только после полиграфа. Я замечу – это не нурманы, не варяги. Это солдаты империи. Православной империи. Это их идеология на сегодняшний момент. И наверняка не все согласятся служить варварам и язычникам, как они нас называют. В этом отличие их от тех же нурманов, варягов, степняков и вообще местных. Клясться в верности на кресте бессмысленно – мы не православное княжество, своих священников у нас нет, а клятва язычникам силы для них не имеет. Так что копать придется глубоко, и займет это не день и даже не неделю. Ума не приложу – куда девать тех, кто нам не подойдет?
–Ну, Леон же служит! Вон как помог. И я думаю, еще поможет.
–Он бывший раб. Он тебе и княжеству жизнью за свободу обязан.
–А вот, кстати, и он!
Фомичев кивнул на подходивших к нему и ближникам Леона, его десятника и пленного, который совершенно свободно шел вместе с ними. Десятника Фомичев запомнил, потому как рослый он был, заметный. И лицо – как бы вырубленное в несколько небрежных ударов. Такой брутальный мужик, нравящийся женщинам, инстинктивно чурающихся красавцев-ловеласов. Даже запомнил, что десятник – бывший борец – вольник.
–Ну, спасибо, Леон!– Фомичев протянул руку и пожал руку Леона.– Выручил ты нас! И информацией по войску, и обращением к солдатам на их языке. Подскажи, чем тебя наградить?
Фомичев с интересом рассматривал грека. «А вот и отличие цивилизаций! Нурманн, варяг да даже кривич или литвин из воинского сословия в такой ситуации смотрит прямо, с вызовом, как бы говоря: ”Я признаю, что ты вождь, но и я не пальцем деланный. И только богам известно, кем мы станем в будущем!” А этот вроде и не раболепствует, но всем видом показывает, что власть господина над ним – не обсуждается. Тысячелетний отбор!»
