–Вот и все! Прикажи обойти поле и оказать помощь раненым. Кому это возможно,– спокойно распорядился князь, глядя в белое ошарашенное лицо варяга.– Война закончена!
И пошел к радиорубке на доклад князю.
«Вот так! И ночи ждать не нужно!– мелькнула у него мысль.– Странно! И чего я боялся? Раньше со мной такого не было».
И тут же внутренний голос ответил: «А раньше у тебя никого и не было!»
Глава 35
Осень прошла рутинно – как обычно. Никаких потрясений, неожиданностей – обычная рабочая рутина. «Битва» за урожай, подготовка к зиме, итоговая проверка летнего обучения войска. Снова прошел отбор, и на пятнадцать бойцов выросла численность тяжелой конницы. Проблема с конским составом на данный момент так и не была решена. Но! Отбирали лучших из местных, покупали, если находили подходящих, и сажали на них рыцарей в надежде, что бой, если такое случится, они выдержат. Но процесс шел по нарастающей – численность племенных табунов росла, и через год-два количество должно было перейти в качество.
Кстати о лошадях. В конце лета впервые до Вязьмы добрались купцы из Китая. Учитывая расстояние, которое купцам пришлось преодолеть, а также в целях развития Волжского торгового пути и учитывая их платежеспособность, Фомичев нашел время с ними встретиться. Интерес их был как раз в лошадях, имевшихся и выращиваемых только в Вяземском княжестве. Слухами ведь земля полнится. Обычно они меняли дефицитный шелк на таких же дефицитных скакунов. Шелк ценился за способность противостоять вшам – обычным спутникам средневекового человека. Да плюс чудные диковины, расходящиеся из этого княжества по окрестным землям. Однако правила гигиены, обязательные в пределах княжества, обесценили это редкое качество шелка. И кони не продавались. Поэтому китайские купцы вынуждены были продолжить путешествие далее на запад, в надежде выгодно продать свой товар там, а на обратном пути уже за золото купить товары вяземского производства. Крупный рогатый скот, овец, коз и лошадей к осени вывезли под Орел. Там уже для них были подготовлены фермы и сено. Туда же перевезли технику и людей, задействованных на выращивании зерна. Освободившиеся площади использовали под овощные культуры и картофель.
Уже по первому снегу пришла радиограмма от нефтяников – получена первая нефть! Весной обещали заполнить первые наливники для Вязьмы. Пока же нефтеперегонный завод начал работать на свои хранилища. Электростанции еще не было, но зато теперь по месту могли круглосуточно работать дизель-генераторы. Топливо для них теперь можно было не экономить.
Новый год в Вязьме стал теперь мероприятием, на которое собиралась богема из ближайших и не совсем близких мест. Вокруг города как грибы стали расти традиционные постоялые дворы и корчмы, новомодные гостиницы и рестораны. Пришлось дать разрешение на шикарный даже по меркам двадцать первого века салют. Бездымный порох делали. Правда, не в промышленных масштабах, но на разовый салют и на обеспечение гладко-ствола хватало.
И главное – всю зиму готовились к весне и приходу новгородцев. Естественно, ни факт этого знания, ни подготовка не афишировались. Однако и до населения городов, и всего княжества слухи о предстоящей войне доходили. Как обычно в сильно извращенной форме, но сам факт ее неизбежности не оспаривался. И результат столкновения с новгородцами для людей был неоднозначен. Кто-то верил слухам, вероятно, распространяемым вражескими соглядатаями, о неисчислимости войска Рюрика и предстоящем поражении князя Сергея и готовил тайные места в лесах. Кто-то, пользуясь свободным зимним временем, точил лезвия рогатин и увеличивал запас стрел, намереваясь, когда князь призовет людей на битву, стать в строй. Служба Васильева вражеских лазутчиков ловила, но слухи остановить не могла.
Все было как у людей. Княжеское же войско, несмотря на зимние холода и обычное для этого времени ослабление занятий по бевой подготовке, в эту зиму интенсивно использовало светлое время дня. Если стоял мороз, подразделения маршировали на плацах, отрабатывая передвижения строем. Когда холода отступали – воины тренировались с оружием. Ну, и была еще одна тренировка, ради которой войско частями уходило по замерзшим речушкам куда-то на запад на неделю. Зачем и для чего – воины и их командиры молчали все как один. Тайна!
Боялся ли Фомичев предстоящего столкновения с потенциально сильным соперником? Нет! Опасался – это да. И опасался не поражения. Опасался варианта необходимости истребить пока еще вражеское войско. В его планах на освоение этого мира и занятие места, на которое он в этих планах претендовал, Рюрик или Олег – неважно, кто будет командовать новгородцами – занимали не основное, но достаточно важное место. Он, как игрок в стратегическую компьютерную игру, хотел получить максимальный в перспективе результат с минимальными потерями. В сингловых играх это часто достигается сохранением и переигрыванием отдельных эпизодов, до устраивающего игрока варианта. Здесь же предстоит стратегическая игра с огромным субъективным, трудно предсказуемым фактором. И все же определенная уверенность в том, что все получится, у него была. Правда, когда майским утром из Твери пришла радиограмма о нападении на город, он почувствовал досаду. Досаду на Никодимова и его людей. Налицо был факт – о нападении на Тверь информации от его службы не было. Однако позже, из допроса выжившего хевдинга нурманов, он узнал, что имеет место как раз субъективный фактор. Ярл, получивший задачу взять Тверь, проявил инициативу, а скорее жадность, и не стал дожидаться условленного срока. Как раз того времени, которое было необходимо для доведения до вяземского князя слуха об этом нападении. То есть вины службы разведки в этом не было. А тут как раз и Никодимов принес подтверждающую информацию по этим событиям.
Выслушав сообщение «главного по разведке», Фомичев улыбнулся.
–А я думал, совсем твоя служба мышей ловить перестала.
–Из-за Твери так решил?– догадался бывший чекист, усаживаясь за стол.
–Да, но тут пришла информация по допросу пленного.– И князь довел до ближника суть произошедшего в Твери.
–«Военное дело просто и вполне доступно здравому уму человека. Но воевать сложно». Это я процитировал слова немецкого военного теоретика Карла фон Клаузевица,– пояснил Никодимов.– Была у меня в той жизни такая страсть – военная история. Кстати, этот пруссак воевал в нашей армии против французов. После того, как те одолели пруссов. Так вот вся соль этой фразы именно в последнем предложении. Первая часть – это то, что имеется в наличии у тебя и противника, и, соответственно, просчитывается. А второе предложение – это твоя субъективная оценка ситуации и выполнение твоих приказов подчиненными. И то же самое касательно противника. Вот здесь собака и зарыта. Просчитать это, конечно, можно, но крайне сложно и с большой погрешностью. Такой, что всерьез подстраивать планы под этот фактор никто не станет. Особенно если цепочка исполнителей достаточно длинна.
Никодимов замолчал.
–И?.. Продолжай, мне интересно.
–Вот пример. Хорошо известная… Ну, в достаточной степени «хорошо»,– поправился Никодимов,– Великая Отечественная в нашей с тобой истории. Если брать чисто объективные факторы – войну мы проиграть должны были. У нас было только два преимущества, причем первое – мобилизационный ресурс, мог быть нейтрализован за счет многократного превышения численности населения Европы над СССР. Второй фактор – территория, был посложнее. Но, тем не менее, основная часть населения и почти вся промышленность СССР была расположена в западной части страны. Той, на оккупацию которой у немцев сил хватало. Но тут свою роль сыграл субъективный фактор. Очень яркую и значимую роль, результатом чего явился штурм рейхстага. С нашей стороны – Сталин и партия сумели за двадцать лет воспитать поколение патриотов. Массовый героизм – это не просто слова, это фактор, который заранее просчитать было невозможно, но который очень весомо лег на весы Победы. И вторая часть субъективного фактора – со стороны фашистов. Он тоже лег на нашу чашку весов, как это ни странно было бы слышать немцам. Согласно канонам их идеологии – мы были варвары, недочеловеки, а значит, не могли создать ничего подобного Т-34, СВТ, ЗиС-3, М-13, не могли бросаться на танки с гранатами и идти на таран, и вообще не имели никакого морального права сражаться со сверхрасой. Наш героизм они объясняли нашей тупостью и влиянием жестоких комиссаров. Но самое главное, они нам отказывали в возможности быть им равными в воинском искусстве. И этот запрет закладывался во все расчеты всех операций. Они постоянно закладывали в расчет недооценку нас. Это было вбито в их мозг. Что и привело к поражению. Это, конечно, всего лишь мои мысли и моя личная теория, которая никак не может охватить всю ту страшную войну. Но, возвращаясь к нашему дню – мы имеем факт инициативы неприятельского подчиненного, который дает нам плюс. И который никак не мог быть учтен Рюриком.
