– В шестидесяти милях к востоку, как мне сказали.
– Он женился на Энн?
– Да, женился.
Ульрик улыбнулся.
– В таком случае я, пожалуй, нанесу визит своей маленькой родственнице.
– И опять же скажу тебе: Меллиора может сопровождать Уорика в его поездке.
Ульрик бросил на Хэна быстрый взгляд и ухмыльнулся.
– Нам предстоит помешать ей поехать с ним.
– Мы должны убить?..
– Нет, мы должны ранить человека! Посеять семена сомнения и подозрения! Да, леди останется. Мы проследим за этим. – Ульрик положил руки на плечи Хэну. – Когда не можешь разрушить стены крепости снаружи, ты должен разрушить их изнутри. Чем больше думаю об этом, тем более убеждаюсь, что здесь приз побольше, чем я мог себе представить. Я найду способ захватить дочь викинга! Способ убить человека, который убил моего отца. Да, я буду править Голубым островом. Уорик умрет. Не сразу. Я дам ему возможность увидеть, как я захвачу его жену, и дам ему знать, что убью его ребенка, если она носит его в чреве.
– Тебе нужно быть очень осторожным.
– Да, Уорик – блестящий воин, хорошо обученный, беспощадный. Я буду осторожен.
– Я имею в виду не Уорика. Если ты попытаешься захватить его жену, она вполне может убить тебя.
– Это верно. Но я не дам ей такого шанса. Возможно, нужно сделать так, чтобы перед смертью он поверил в то, что она предала его... Ибо она дочь викинга.
Глава 19
Темнело, а Меллиора все еще оставалась на холме, где покоилось тело ее отца. Ей казалось, что она будет ближе к нему, находясь здесь, что, закрыв глаза, снова перенесется в то время, когда отец был жив, когда думалось, что она всегда будет управлять миром и никогда не будет переживать нынешней боли и уколов ревности.
Она помнила отца огромным, златовласым, рыжебородым; его смех разносился по всему залу, он чуть ли не в каждой фразе переходил с одного языка на другой. Он любил общаться с людьми. Он столь же блестяще владел тактикой боя, как и Уорик. Он часто взывал к своим друзьям, когда служил королю. Нередко он сиживал здесь, где сейчас сидит она, на этом холме, и смотрел в морскую даль. Он любил море, но еще больше любил Шотландию. Он смотрел на эту землю глазами матери. И говорил о матери постоянно, до самого последнего своего дня. Для него ее мать и море стали чем-то единым, чем-то непостижимым, прекрасным, сулящим штормы и мир, постоянно меняющимся и чарующим.
Меллиора положила голову на руки и закрыла глаза. Адин видел мир таким, каким хотел его видеть, и он сделал его своим. Она всегда верила, что может создать свой собственный мир, построить жизнь по-своему. Король отнял у нее эту возможность.
Она услышала цокот копыт Меркурия и поднялась, удивленная и отчасти раздосадованная тем, что муж приехал за ней.
Уорик остановил Меркурия чуть поодаль и некоторое время молча смотрел на нее сверху вниз, затем медленно подъехал поближе. Меллиора не двигалась, ждала. Потом погладила Меркурия по морде. Меркурий дружелюбно отреагировал на ее прикосновение.
– Вот ты где. Опять среди мертвых.
Меллиора вскинула голову.
– Я часто приходила сюда задолго до смерти отца. Здесь красиво и покойно.
– Да, именно. Как среди мертвых.
– Мертвые порой гораздо приятнее живых.
– Потому что не могут возразить тебе? Или ты думаешь, что великий Адин сейчас поднимется и изгонит всех негодяев с земли?
– Жаль, что он не может этого сделать.
– Да, увы. Уже поздно, темно, Адина нет, а в твоем зале тебя ожидают гости, миледи.
Меллиора отступила на шаг.
– Нет. Это ты – великий лэрд, всемогущий герой, я же не представляю никакой ценности. Сэр Перси приехал к тебе с предложением о том, как поступить с твоим дорогим другом. Иди и обсуждай с ним это. Если меня там не будет, тебе будет меньше хлопот. Сэр Перси делал все, чтобы не сказать правды о причине своего приезда. Для него вечер будет гораздо приятнее без меня.
– Я уезжаю завтра, а ты сейчас возвращаешься со мной.
Внезапно она почувствовала боль в животе.
– Завтра? Значит, ты уезжаешь завтра. Оставь меня в покое и владей до отъезда сам Голубым островом.
– Меллиора, ты оказывала мне сопротивление из-за этого острова и вышла за меня замуж ради него. И я вовсе не столь жесток, чтобы забывать, что это твой остров. Ты здесь хозяйка.
– Превосходно! Когда ты уедешь, я займусь домашними делами. Знаю, ты прекрасно можешь обойтись без чьей-то помощи. Как же, ты великий сподвижник короля! Мой отец, викинг, управлялся сам в течение многих лет.
– Ну да, твой отец. Великий человек.
– Да, мой отец был великим человеком, он служил королю, но не склонялся так низко к земле, чтобы не замечать ничего другого, кроме грязи!
– Меллиора, я сожалею, что твой отец умер, но я устал выслушивать речи о его величии.
– Ты не хочешь понять того, о чем я говорю.
– Проклятие, леди, если хочешь, чтобы я поступал так, как твой отец, ты это получишь.
– Я не знаю, что ты имеешь в виду. Мой отец не был тираном.
– Тираном? Не был? – переспросил Уорик, спешившись и наступая на нее, пока она не оказалась прижатой спиной к каменному кельтскому кресту. – Дорогая жена, возможно, он не был тираном в то время, когда ты знала его. Но это было уже после того, как он пришел сюда, захватил эту землю, женился на твоей матери и заключил мир с Давидом. Адин далеко не всегда и не во всем был деликатен. Он приплыл сюда на баркасе с носом в виде головы дракона – сын ярла, воинственный викинг. Он совершил набег на это место, сровнял его с землей и силой взял твою мать. Я рад, что все обернулось столь хорошо для них обоих, что он был счастлив иметь ребенка от обожаемой жены, но, любовь моя, он нагрянул сюда незваный: пришел, увидел, победил.
– Ты рассказываешь все так, как это слышал!
– Я рассказываю так, как все было!
– Тебя здесь не было!
– И тебя тоже. Я имею в виду – во плоти. Я слышал, что ты была зачата уже при первом набеге.
– Ты слышал! – воскликнула Меллиора. – В этом все дело! А вот я слышала, что ты был норманном, английским выскочкой, что ты подбирал крошки с пола шотландского короля! Я это слышала – и, стало быть, это должно быть правдой?
– Может, остановимся на этом, миледи? – сдержанно спросил Уорик.
– Остановимся? Не я начала эту схватку. Я пришла, чтобы побыть здесь в одиночестве. Ты же вторгся сюда.
– Я пришел, чтобы отвезти тебя домой, миледи. Становится темно, нас ожидают гости, не говоря уже о наших людях.
