Ирэн даже затошнило от такой перспективы.
— Не хочу, не хочу, не хочу! — подумала она
Даже Равшана-ханум, тронула её за руку и спросила:
— Что-то случилось? У тебя лицо такое стало несчастное?
Но ответила за Ирэн вредная Эстер, обращаясь к Равшане и говоря об Ирэн в третьем лице:
— Конечно, несчастное, где бы ещё она поела омаров
Ирэн решила проигнорировать, хотя ей и хотелось сказать, что на месте Эстер, она бы не стала увлекаться омарами, всё-таки продукт достаточно аллергенный.
А ночью, даже под утро, когда в окно стал пробиваться свет встающего солнца за Ирэн пришли.
Пришёл Мустафа-хан и Равшана.
Хан смотрел на Ирэн и ноздри его широкого носа раздувались.
— Это правда, что ты дала Эстер какие-то снадобья? — спросил он
Ирэн, ещё не успевшая толком проснуться, кивнула:
— Да, я дала ей средства для красоты, кот…
Но хан перебил её:
Ты сделала это специально? Что ты добавила туда, какой-то яд?
Ирэн ошарашенно смотрела на Мустафу-хана и постепенно до неё доходило, что он только что обвинил её в том, что она что-то ядовитое подсунула беременной Эстер.
— Вы о чём? — Ирэн переводила глаза с Равшаны на хана, — там не было никакого яда, это просто косм… средства для кожи
— Равшана, ну хоть ты скажи, ты же тоже пользуешься, — Ирэн в отчаянии посмотрела на Равшану, — и Абу Сина видел, что использовалось для изготовления, мы же с ним вместе делали.
— Мустафа, сын, — обратилась Равшана-ханум к хану, — я не думаю, что Ирэн-ханум решила отравить Эстер, она, наоборот, хотела наладить с ней отношения.
— А что случилось с Эстер? — спросила Ирэн, надеясь, что ничего смертельного или непоправимого.
— Сначала у неё появилась сыпь на коже, а потом начали опухать губы и лицо, на которое она нанесла крим, — ответила Равшана-ханум
Ирэн покачала головой:
— Это не может быть от крима, даже, если у неё какая-то алл… непереносимость отдельным составляющих, ничего опухнуть просто не могло.
И вдруг на Ирэн снизошло озарение, перед глазами встало высокомерное лицо Эстер, кусок за кусочком, поглощающей омаров.
— Это омары, — произнесла Ирэн, — это пищевая алл… непереносимость.
Хан посмотрел на Равшану, спросил:
— Эстер раньше ела омаров? Было что-то похожее?
Та кивнула, что да, ела, и подтвердила, что раньше такого не было.
Ирэн спросила, вспомнив счастливые лица девушек:
— А как давно это было? До её беременности?
Равшана кивнула:
— Да, в последний раз здесь подавали омаров полгода назад, а беременность у Эстер около трёх месяцев.
Ирэн вздохнула, пытаясь унять колотящееся сердце и сказала:
— Беременность многое меняет, спросите у лекаря. Любой лекарь подтвердит, что это так.
— Я услышал тебя, гостья, — жёстко произнёс Мустафа-хан. Доктор сейчас у Эстер, позже я спрошу. А пока ты больше не можешь оставаться здесь, пока я не буду полностью уверен в твоей невиновности. Я не могу ставить под риск тех, кто доверился мне. И я бы изгнал тебя из гарема, но ты пленница, хотя я и дал тебе статус гостьи.
Да ещё твои слова про «чёрную кровь» не дают мне покоя, поэтому жить ты будешь в одной из комнат джарийе*. Тебя будут запирать, там есть двери и решётки на окнах. Когда ты начнёшь искать «чёрную кровь», то сопровождать тебя будут мои алыпы.
(*Джарийе — рабыни, наложницы. В их обязанности входила уборка помещений и прислуживание тем, кто находился выше статусом.)
Ирэн совсем не улыбалось сидеть под замком, да ещё и в каких-то комнатах для рабынь, но сила пока не на её стороне, поэтому она только промолчала.
— Неужели и не скажешь ничего? — спросил Мустафа-хан
Ирэн отрицательно качнула головой.
Пока Равшана вела Ирэн тёмными коридорами нижнего этажа дворца, комнаты для рабынь располагались почти в подвале, можно сказать это был цокольный этаж, находившийся под гаремом, она рассказала, что произошло.
Примерно через два часа после ужина, прибежала служанка Эстер, с криком, что у её госпожи появилась странная сыпь. Причём сыпь появилась на шее, груди и в зоне подмышек. Позвали лекаря, вместе с лекарем пришёл Мустафа-хан. Эстер сразу начала кричать, что её отравила Ирэн, что она подсунула ей отравленное снадобье и теперь она, Эстер, может потерять ребёнка.
Помимо сыпи у неё опухли губы и глаза.
Ирэн спросила Равшану:
— Надеюсь, что ты не думаешь, что я что-то подмешала в крим?
— Зная тебя нет, вот будь на твоём месте кто-то другой, то это самое первое, что могло прийти в голову, — ответила Равшана и добавила, — поэтому хан так быстро и поверил.
Равшана также одобрила, что Ирэн промолчала и ничего не сказала Мустафе-хану.
— Я постараюсь сделать комнату более уютной, — произнесла Равшана-ханум, когда Ирэн застыла на пороге маленькой, тёмной комнатушки, с узким топчаном, придвинутым к стене.
— Завтра постараюсь получить у Мустафы-хана разрешение для тебя на то, чтобы пойти к Абу Сине, продолжить с ним работать, — проговорила Равшана
— Не надо, — улыбнулась Ирэн, —лучше принеси мне перья и бумагу.
— Ты опять что-то задумала, — сказала Равшана-ханум, — спрашивать не стану. Но, если что-то понадобится, скажи и это сразу будет у тебя.
Когда за Равшаной-ханум закрылась дверь, Ирэн опустилась на жёсткий топчан и прислонилась спиной к стене.
— Надо выбираться отсюда, — подумала она, — вопрос как?
* * *
На границе с Ширванским ханством со стороны Стоглавой империи стояла армия. Генерал Цициани привёл весь гарнизон в боевую готовность.
Все переходы, даже самые немыслимые, были блокированы. Помощь оказывали горцы. Князь Кирилл вывел всех, кого мог в подчинение генералу Цициани.
Даже князь Леониди привёл сотню бойцов.
Границу пока не переходили, ждали сигнала. На всех парах летели военные корабли Ханидана в сторону Баку.
Якоб Морозов уже несколько дней жил в Баку, скрываясь под лохмотьями дервиша*
(*Дервишь — нищенствующий монах)
Морозов уже вышел на поставщиков продуктов и всего остального во дворец Мустафы-хана. Один их заказов ему показался настолько знакомым, что он понял, что Ирэн и во дворце не сидит спокойно, и скоро ширванский хан и его жёны будут пахнуть мылом госпожи Лопатиной.
Пока попасть на территорию дворца никак не получалось. Морозову очень хотелось передать хотя бы весточку для Ирэн, чтобы она не падала духом, что спасение близко, что они все скоро будут рядом.
