—Значит, это у вас семейное,— горько усмехнулась я,— глумиться над убогими.
—Я не глумился. Никогда. Ты же знаешь! Я просто дурачился и не думал о последствиях
Я грустно покачала головой. Он так до конца и не понял в каком котле я варилась по его милости.
—Ты ведь даже не представляешь, что ты наделал? Я и так всем мешала своим присутствием, а после вашего спора еще хуже стало. Меня теперь все считают…— проглотила неприличное слова.
—Заткнутся. Все.
—Смешно.
Отмахнувшись от него, я развернулась чтобы уйти. Сил на разговоры не осталось.
—Стой, Ев,— снова перегородил путь,— я тебе обещаю, что улажу эту проблему.
Я криво усмехнулась:
—Охотно верю.
—Я решу этот вопрос,— с нажимом сказал Коул,— К тебе больше никто не сунется.
—Даже крошка Ди-Ди?
Хеммери помрачнел:
—С ней будет сложнее.
—Что, сестренка не захочет слушаться братика? Какая жалость.
—Ева!
—Ну что Ева? Что?— устало простонала я,— вот она. Перед тобой. Чего ты от меня хочешь? Прощения? Хорошо ты прощен. Благодарности за то, что помог поступить? Я тебе благодарна, честно. Больше, чем кому бы то ни было в этой жизни. Без тебя я бы уже вернулась в Муравейник.
—Мне не нужна твоя благодарность. Мне нужна ты, и чтобы все было как прежде!
Как же екнуло за ребрами. Как же хотелось поверить.
—Это снова какая-то игра? Второй этап спора? Убеди дуру, что в прошлый раз пошутил и добей до конца?
—Ты прекрасно знаешь, что нет,— Хеммери дышал так, будто все это время его черти по полю гоняли,— знаешь, ведь.
Я виновато пожала плечами:
—Не знаю, Коул. Не знаю…и не доверяю. Прости.
Так горько было видеть разочарование в его глазах, но я говорила правду. Я не доверяла ему. Уроки, полученные в Муравейнике, намертво выжгли на сердце, что нельзя доверять тому, кто однажды предал. Но как же больно-то! И страшно! Ведь какая-то часть меня до дрожи хотела уткнуться в широкую грудь, обнять и не отпускать.
Я презирала эту никчемную девочку, но победить ее не смогла:
—Говоришь, что уладишь эту проблему?— шагнула навстречу в нему, проклиная собственную слабость.
Он прохрипел надсадное:
—Да.
—Тогда улаживай. После этого поговорим.
Мне нужно время, чтобы придти в себя. Нужен перерыв. И Хеммери это понимал:
—А что будет, пока я этим занимаюсь?
—Ничего. Я не собираюсь больше бегать от тебя или выяснять оношения. Просто живем дальше, как есть. Возможно позже что-то поменяется.
—Это произойдет раньше, чем ты думаешь,— угрюмо пообещал он.
Я грустно улыбнулась, похлопала его по плечу и пошла прочь, пробормотав себе под нос измученное:
—Надеюсь.
Да я на это надеялась. И да, мне было плохо без этого нахала, так беспечно столкнувшего меня в пучину проблем.
* * *
Я устала, но этот дурацкий день продолжал подкидывать проблемы.
На крыльце общежития меня поджидал очередной неприятный сюрприз в виде разъяренной Карлы. Едва завидев меня, она слетела по ступеням, схватила за локоть и потащила за угол. А у меня даже сил сопротивляться не было, все растратила на разговор с Коулом. Поэтому, когда мы оказались в тени и нежные мачехины руки припечатали меня к стене, я обмякла и устало уставилась на нее:
—Чего тебе?
—Чего мне?— прошипела она, склоняясь ближе,— ты еще спрашиваешь, чего мне? Бесстыжая! Я тебе письмо оставляла! Или скажешь, что не получала?!
—Ах это,— я сморщилась и потерла кончик носа,— что-то вроде было.
Хотела соврать, что еще не читала, но обязательно ознакомлюсь перед сном, но Карлу уже прорвало.
—Прекрати паясничать! Хамка! Кормила тебя, поила, а ты мне теперь в душу плюешь.
Почему она меня считала хамкой — непонятно. Вроде молчу, не спорю, и не ору в отличие от нее самой. Но все равно я хамка, а она святая женщина, которую не оценили.
—Никуда я не плевала,— я попыталась скинуть ее руки с плеч, но она впилась еще сильнее.
—Где твой кругляш?
—Какой кругляш?
—Тот, который с деньгами! Не притворяйся дурой!— принялась щупать мои карманы,— он здесь, да? Здесь? Не пытайся меня обмануть! Я знаю, что вам всем такой выдали! Даже тебе.
Мне кое-как удалось избавиться от наглых рук и отойти на пару шагов.
—Ну выдали.
—Сколько там?— темные глаза алчно заблестели,— сколько? Тысяча? Две?
—Двести пятьдесят кредитов.
Перекошенное лицо разочарованно вытянулось:
—Настолько убогая, что не смогла заработать побольше?
Обидные слова полоснули поверх и без того измученной души:
—Мне хватит!
Тут же и без того красное лицо мачехи налилось бордовой краской:
—Тебе хватит?— прорычала она,— а о нас ты подумала? Обо мне, о сестрах? Мне платья девочкам надо купить, себе обновку, а то ходим, как оборванки! Ты видела цены в местных магазинах?! Мы и так трудимся, не покладая рук, в то время как ты бездельничаешь и наслаждаешься жизнью. Неужели нельзя было поднапрячься и получить больше? Бездарность!
Последнее слово она выкрикнула во весь голос. Так громко, что идущие мимо корпуса люди обернулись. Среди незнакомых лиц мелькнула усмешка Кайлы, но сейчас мне было плевать на чужое мнение. Терпение было на исходе.
—Стираем! Трем! Прислуживаем всяким набалованным бестолочам! А ты видела мои руки? Видела?— мачеху сунула пальцы чуть ли мне не в нос,— все шершавые! Спина не разгибается от непосильной работы. А ты с книжечками шатаешься, да глазки мужикам строишь!
Конечно, она преувеличивала. Никто Весмор не превращал в каторгу. Я видела и других прачек, и уборщиц, и тех, кто на кухне помогал. Все румяные, довольные и работают, и поболтать находят время. Просто что Карла, что сводные сестры не любили работать и считали это дело крайне оскорбительным и несправедливым.
—Вас силой сюда никто не тащил. Сами напросились…— напомнила я, за что тут же поплатилась обжигающей болью в щеке.
Тяжелая рука мачехи отвесила мне смачную оплеуху. Громко охнув, я пошатнулась и прижала ладонь к лицу. Было больно и обидно, и до самых краев затопило возмущение.
—Как ты смеешь?!— продолжала наседать Карла,— Хотела сама свалить в сладкую жизнь, а нас у разбитого корыта оставить? Не выйдет! Тащи сюда свой кругляш! Немедленно!
—Даже не подумаю,— сквозь зубы процедила я и проворно отпрыгнула в сторону, когда мачеха снова замахнулась,— Это мои деньги. И я не собираюсь их отдавать ни тебе, ни твоим драгоценным девочкам. Пусть сами себе на платья зарабатывают!
