Я сел прямо, помогая ей накрыть ноги. Она была в леггинсах до щиколоток, плотная черная ткань обтягивала её изгибы, как и облегающая серая футболка, которая была на ней. Она не выглядела беременной, как и Шеннон когда-то. Она не выглядела беременной примерно до пятого месяца.
—Около четырех лет назад я встретил женщину в баре. Её звали Шеннон. Мы сразу поладили. Одно повлекло за собой другое, и я забрал её домой. Никто из нас не хотел ничего серьезного. Мы повеселились, а на следующее утро я отвез её домой. Я думал, что больше никогда её не увижу. Она вернулась примерно через шесть недель и сказала мне, что беременна.
Пайпер вздрогнула, и звук её вздоха наполнил комнату.
—Это никогда не должно было быть чем-то серьезным с Шеннон, но планы меняются, когда у тебя появляется ребенок. Внезапно женщина, с которой я провел меньше дня, навсегда останется в моей жизни.
Как и в случае с Пайпер. Мысль о том, что Пайпер будет в моей жизни, казалась мне правильной, но отношения с Шеннон никогда не подходили по-настоящему.
—Она была хорошим человеком. Она была красивой и все время улыбалась. Она была так взволнована ребенком. Клянусь, никогда не видел Шеннон нигде без книги о беременности в руках.
—Ты продолжаешь говорить «была». Шеннон была.
—Она была.— Я встретился с ней взглядом. Они были полны ужаса. Она мысленно пропустила мое объяснение.— Шеннон переехала ко мне, потому что мы думали, что с рождением ребенка будет легче. Я даже предлагал ей выйти за меня замуж, но она мне отказала.
—Ты любил её?— спросила Пайпер.
—Нет.— Я вздохнул.— Было бы легче, если бы любил, но чувств не было. Мы пытались встречаться какое-то время, но всегда чего-то не хватало. Мы оба это чувствовали. Она просто была не той. Но у нас был ребенок, и совместная жизнь имела смысл. По крайней мере, в начале.
Оглядываясь назад, мы должны были держать дистанцию. Ей следовало остаться в своей квартире, а не переезжать в мой дом.
—Она украсила детскую. Я сделал ребенку кроватку. Мы все еще выбирали имена, когда она была примерно на восьмом месяце беременности, но никто из нас не торопился с выбором. У нас было время.
Я безучастно смотрел через комнату, не в силах смотреть на Пайпер рассказывая следующую часть. Я никогда раньше не рассказывал эту историю. И если я уже видел, как Пайпер плачет или как её лицо искажается от печали, я не знал, смогу ли я пройти через все это ещё раз.
—Однажды вечером Шеннон была на ужине. Это были выходные, посвященные Дню Памяти, и в городе было сумасшествие. Тем утром она сходила на парад и провела день, гуляя с друзьями. Я попросил её остаться дома и успокоиться. Но она хотела пойти в новый ресторан в центре города.
Она не пригласила меня пойти с ней. Шеннон перестала приглашать меня на ужин за несколько месяцев до того вечера. Когда она только переехала, мы все время гуляли вместе. Я полагал, что она перестала спрашивать, потому что эти обеды были слишком похожи на свидания.
Это должен был быть мой первый намек на то, что что-то изменилось. Но я был слишком занят, чтобы это заметить. Кроме того, я почувствовал облегчение. Все, что я хотел сделать в День Памяти, это остаться дома, приготовить себе чизбургер на гриле и выпить пива, чтобы расслабиться.
—Она так и не вернулась домой. Пьяный водитель проехал под знаком «Стоп» на скорости сорок при разрешённых двадцати пяти, и сбил её.
Пайпер задохнулась.
—О боже.
—Когда я приехал в больницу, врачи уже потеряли Шеннон. Они достали ребенка, надеясь спасти её, но… Её я тоже потерял. Они позволили мне подержать её несколько минут после того, как вымыли. Попрощаться.
—Кейн, мне так жаль.
—Это сломало меня,— прошептал я.— Я был так взволнован из-за ребенка. Мы все были. Это была не идеальная ситуация, но все же я хотел быть отцом. Хорошим отцом. Я просто… Я любил её. Я даже никогда не встречался с ней, но я любил её.
Пайпер скинула одеяло и прижалась ко мне на диване. Затем, без предупреждения, она забралась ко мне на колени и обняла меня.
Её руки крепко обвились вокруг моих плеч. Её волосы были распущены и касались моей щеки, когда она уткнулась носом мне в шею.
Это было объятие, которое я жаждал, не подозревая об этом, которое сшивало воедино так много открытых ран. Так что я обнял её за спину и так же крепко прижал к себе.
—Ты испугался,— прошептала она.
—Испугался,— прошептал я в ответ.— Когда ты сказала мне, что беременна, это вернуло боль, которую я глубоко похоронил. Я знаю, что не должен был уходить, но я просто не мог справиться со всем этим. Мне нужно было время, чтобы разобраться.
Мне нужно было время, чтобы обсудить это с кем-то, кто был так же опустошен.
Дни, проведенные с мамой, исцелили меня. Я пинал себя под зад, за то что убежал больше раз, чем мог сосчитать. То, что я поднялся на эту гору, чтобы жить в одиночестве, ни в малейшей степени не помогло мне справиться с горем. Но после того, как я вскрыл эти раны и позволил им дышать, я начал чувствовать столь необходимое завершение.
Но я никогда не пожалею, что нашел эту гору. Именно там я нашел Пайпер.
Или, может быть, она нашла меня.
Пайпер откинулась назад и всхлипнула, затем сползла с моих коленей. Но вместо того, чтобы вернуться в свой угол дивана, она села рядом со мной и положила голову мне на плечо. Я обнял её, удерживая рядом.
—Мне жаль, Кейн. Мне так, так жаль.
Я прильнул щекой к её волосам.
—Мне тоже.
Некоторое время мы сидели тихо, опираясь друг на друга, пока Пайпер не нарушила тишину вопросом, которого я надеялся избежать сегодня вечером.
—Почему ты не видел маму три года?
—Это долгая история. Скажем так, после того, как Шеннон и ребенок умерли, она сделала выбор, с которым я не мог жить. Мне было больно, и я чувствовал, что она предала меня, поэтому я ушел. Я разорвал все связи и пришел сюда, чтобы исчезнуть.
—Какой выбор?
Я вздохнул.
—Просто… семейные вещи.
Пайпер напряглась. Воздух в комнате, который был таким теплым, когда она свернулась на мне, упал на десять градусов. Она оттолкнулась от дивана и вышла из комнаты, пройдя по коридору, ведущему в гостевую спальню, её кабинет и гараж.
Блять. Я обещал ей объяснение, но мой расплывчатый ответ просто отключил её. Она не знала, что это к лучшему. Это была та часть моей истории, о которой я отказывался говорить даже с мамой. Было слишком много ярости. Слишком много боли. Я не отпускал эти эмоции, и пока я не справлюсь с ними сам, я не собирался выливать их на неё.
Я остался на диване, снова запрокинув голову, и дал Пайпер несколько минут. Но когда я слушал, как она хлопает дверцами шкафа и топает, я понял, что пространство только усугубляет ситуацию.
