1.Во всем виноваты драконы
Усинь дернул ушами, настороженно вскинул голову и тихо заржал.
«Поганью пахнуло!» — Возгар понимал коня без слов. Успокаивающе погладил морду, протянул пучок свежей моркови, купленной на окраине Бабийхолма у босоногой девчушки за полмедяка. Усинь, верный товарищ, благодарно ткнулся в щеку влажным носом, но тревожно фыркать не перестал — рядом творилось что-то нечистое.
Мужчина привычно проверил перевязь, пробежавшись пальцами по гладкому обуху топора и прохладной рукояти сакса* (длинный нож, часть вооружения вэрингов. Обязательная часть вооружения благородного человека). Лук и колчан еще висели пристегнутыми к седлу.
Может, пустое?— Усинь кого из Дировой шайки почуял, вот и тревожится. Даром, что те сплошь полукровки — потомство навий и злыдней от человечьего люда. Но беспокойство никогда не было излишним, уж что-что, а эту простую истину Возгар изучил на собственной шкуре. Напоминанием о недавней ошибке заныло заживающее после стычки плечо. Отмечая крупный заказ, перебрал убористой медовухи Зимича и не сразу приметил мелкого воришку с острым клинком в шустрых пальцах.
Сквозняком распахнуло створки дверей, зашуршала, потревоженная солома. Гнедая кобыла в соседнем стойле вскинула сонную морду, прислушиваясь. Мужчина бесшумно огляделся. В дальней части конюшни вздрагивала, шевелилась, дышала непроглядная тьма. Тусклый свет фонаря не добивал в темный угол, но то явно было не дрожанье теней в отблесках колышущегося фитиля — кто-то в черном, как ночные воды Фьорда, плаще старался остаться незамеченным.
Скрываться и прятаться Возгар тоже умел. Даром, что без этого мастерства рискуешь из охотника превратиться в жертву. Любовно похлопав Усиня по холке, мужчина под прикрытием громкого довольного фырканья коня подкрался ближе. Фигура в темном шарила по седельным сумкам, висящим на боку ленивого старого мерина. Утомленный прожитой жизнью конь равнодушно жевал сено, не обращая на воришку никакого внимания.
«Темно, как в драконьей заднице! Что он там видит?» — удивился воин, поудобнее перехватывая нож. Рукоять в форме головы ящура привычно легла в ладонь. Подался вперед, пытаясь лучше разглядеть незваного гостя, под подошвой хрустнула ломкая солома. Неизвестный в плаще насторожился, глянул через плечо — в тусклом свете янтарным огнем вспыхнули глаза, капюшон соскользнул, обнажая медные космы. Палец с неестественно длинным ногтем подцепил накидку, возвращая на место и скрывая лицо.
«Навия!» — не раздумывая, Возгар рванул к порождению ночи, оттеснил от поклажи, прижал к стене стойла и тут же получил коленом в пах. Сгибаясь, давясь стоном, собственным весом навалился на более хрупкого противника, лишая возможности к бегству.
—Говори, кто такая! И без шуток — заговоренный я от вашего колдовства!— острие сакса уперлось в горячий бок воровки. Низкий грудной смешок теплым воздухом коснулся щеки Возгара:
—Обознался, богатырь. Простая я — из людских.
И действительно — из сумрака покрова глядела на него обычная девка, разве что спокойная чересчур, будто только что на горячем не ее поймали. Чуть раскосые карие глаза лукаво щурились, янтарными отблесками отражая пламя фонаря. То, что сослепу в темноте принялось за длинный коготь, оказалось металлическим крюком, позволяющим быстро вскрывать замки и подрезать подклады.
—Хапунья*! (воровка, мошенница) — пренебрежительно констатировал Возгар, в подтверждении догадки прощупывая незнакомку сквозь плащ. В складках одежды таились скрытые карманы и петли, а к поясу пристегивались кошели для добычи. «А ладная такая»,— закралась невольная мысль, когда ладонь от талии скользнула выше, намечая округлость груди.
—Из Дировых будешь?— спросил, нависая, откидывая край накидки, чтоб получше рассмотреть. Глаза незнакомки опасно блеснули, предостерегая. Огненно-алые губы изогнулись презрительной усмешкой:
—Ящур упаси с этим болотным выродком связаться!
—Что ж тогда по торбам его шаришь? Потеряла что, аль впотьмах попутала?
—Потеряла, догадливый. Да уже нашла,— незнакомка вскинула руки, обвивая Возгара за шею, обожгла дыханием, прижимаясь упругой грудью, опалила взглядом из-под длинных рыжеватых ресниц… А затем, едва он поддался чарам, ухмыльнулся с расслабленной небрежностью бывалого любовника и расслабленно оперся о стену над девичьей головой, хапунья подобралась, используя его как опору, подтянулась за крепкие плечи, оттолкнулась, подпрыгивая от мужских колен и взмыла на стену стойла, перескочив через спину флегматичного мерина.
Воин восхищенно присвистнул. Ловка, чертовка! Рыпнулся было с досады за ней, да та уже перемахнула вперед, точно белка хвостом, дразня взметнувшейся копной огненных волос.
—Звать тебя как?— бросил следом, внезапно передумав ловить.
—Зови — не зови, как решу — сама прихожу. А кличут Ярой,— одарив напоследок озорством янтарного взгляда, спрыгнула в темноту и была такова.
Возгар ухмыльнулся, убрал сакс в ножны и повторил самому себе, точно пробуя имя на вкус:
—Яра…
* * *
В постоялом дворе «Драконье брюшко» на дальней окраине Бабийхолма всегда было людно. Таилась ли причина того в стряпне смешливой пышнотелой Рёны, или в странном равнодушии вэрингов* (в этой истории — военные, состоящие на службе у правителя. В нашем мире — вэринги, одно из названий варягов), обходящих постоялый двор стороной, да только Возгару и товарищам сильно повезло ухватить две лучшие комнаты. Сама хозяйка, выдавая ключи, да игриво поглядывая на молчаливого Бергена, пояснила:
—Подельники* (наемные работники) полей по своим стадам* (здесь — поселок, деревня) разъехались, ярмарочные через седьмицу нагрянут, а некоторых новые хоромы в Купечьем дворе прельстили.
Последнее женщина выдала нехотя, через губу, будто само упоминание конкурентов давалось ей тяжко.
—Омыться лохани нагреты, чернавку* (тут — служанка) кликните, подсобит. Внизу похлебка с лепешками полбяными. Ввечеру порося затушу, да извару ягодного будет. А коль другие хотейки* (тут — очень сильные желания, которыми невозможно пренебречь) терзают, только знать дайте — решим,— на этих словах Рёна недвусмысленно подмигнула Бергену, который с высоты своего роста то ли не разглядел, то ли недопонял ее намека.
—Благодарим за радушие, да обойдут стороной дом твой и драконье пламя и крезова*(Крез — здесь одновременно имя и титул правителя. Будут еще и местные деньги — крезы — в народе крезики) благодать,— Зимич поклонился в пол, чем вызвал румянец признательности на женских щеках.
—Полно-те, старче,— Рёна подхватила старика под локоть, помогая разогнуться,— скажу принести одеяло из овчины, под ним как молодой спать будешь.
—Так-то хорошо,— усмехнулся Зимич и ущипнул хозяйку за округлый бок,— когда б еще и с молодой лечь.
