Богатство, не замедлившее явиться, произвело в моей подружке
разительные перемены. Наконец-то она смогла позволить себе дорогие тряпки (при
этом обнаружились и вкус, и стиль), а вслед за этим Алька взглянула на себя
иначе, убедившись, что на Витьке свет клином не сошелся и на свете полным-полно
других мужиков. А когда у тебя есть настоящее дело и мозги заняты, относиться к
мужскому полу начинаешь без особого романтизма, как говорится, не любишь, и не
люби, мы еще пошарим вокруг. Из одной крайности Алька впала в другую. То
скромна была до святости, то стала распутна до неприличия. Каюсь, в роли
распутницы она мне нравилась больше — от страданий, как чужих, так и своих, у
меня начинает голова болеть. Да и Витеньке не мешало получить по заслугам.
После тридцати лет Алька окончательно спятила, разом решив наверстать упущенное
в молодости, истощала себя диетами, физическими упражнениями и подолгу смотрела
на фотографии принцессы Дианы, каждый раз обретая в них вдохновение. Имя
Альбина, полученное при рождении, показалось ей неблагозвучным и почему-то
деревенским (кстати, Алька как раз в деревне и родилась, ее малая родина
размещалась в такой глубинке, что дорога туда вызвала во мне настоящий ужас.
Решив посетить исторические места, я с удивлением обнаружила, что в ста
километрах от областного центра есть еще нехоженые тропы, а главное, неезженые
дороги, однако нахально обозначенные на карте). В общем, Альбина стала Аллой,
малость подправила биографию, и хоть на княжеский титул не замахивалась, но
прозрачно намекала на близкое родство со всеми ныне здравствующими
знаменитостями. Я при случае охотно поддакивала и во всеуслышание заявляла,
совершенно искренне, что Алла Леонидовна — редкая женщина. Несмотря на все это,
в глубине души Алька оставалась все той же простой, нежной и несчастной
женщиной, с большой обидой на то, что ее единственная настоящая любовь не была
оценена по достоинству.
Резкие перемены в жизни привели к тому, что старых друзей
Алька растеряла, не считая, разумеется, меня. К моей особе она испытывала нечто
сродни страсти. Кажется, я заменяла ей всех: подругу, духовника и родное чадо в
придачу. Она делала мне царские подарки, в меру сил вносила в мою жизнь элемент
упорядоченности и все пыталась понять: на какие такие шиши я умудряюсь жить
прямо-таки припеваючи. Тут надо пояснить, что я в своей жизни сменила множество
профессий, но ни одна из них не пришлась мне по душе настолько, чтобы раз и
навсегда остановиться на ней. Зато у меня были идеи. Самые разные, иногда
неожиданные. Еще у меня была сестра, в настоящее время проживающая в Израиле,
куда последовала за любимым мужем. У Ленки сроду не было никаких идей, зато
была счастливая способность любую из них превращать в презренный металл, точнее
— в купюры разных цветов и достоинств. Алька очень бы удивилась, узнай, на чем
я смогла сделать приличные деньги. Например, на туалете. Размещался он в парке
Пушкина, по соседству с танцплощадкой, в бывшей церковной сторожке (церковь
стоит чуть выше, на горе). В парке во времена моей юности дежурили наряды
милиции, бдительно шаря по кустам в поисках пьющих, курящих и целующихся.
Единственным недоступным для ментов местом был этот самый туалет, обозначенный
буквой Ж. Он стал своеобразным клубом, где можно было выпить, покурить и
постоять обнявшись со своим парнем, не опасаясь, что на его плечо ляжет чья-то
рука и суровый голос задаст идиотский вопрос: «Вы чего тут делаете?»
Как-то раз, прогуливаясь по парку, я набрела на бывший
туалет, ныне вновь церковную сторожку, и, умиленно взирая на свежепобеленные
стены, всецело отдалась воспоминаниям. После чего мы вместе с приятелем
изготовили фотографию: я в желтом сарафанчике по моде десятилетней давности на
фоне этого самого туалета (сторожке мы временно вернули большую букву Ж). Таким
образом, на свет появилась открытка с надписью «Привет из юности». Внутренний
голос шептал мне, что на этом можно заработать, но чтобы так… Благодаря помощи
моей милой сестрицы земляки в Израиле, которых было, кстати сказать, там
немало, отваливали за мой «привет» прямо-таки немыслимые деньги, и он того
стоил: взглянув раз на открытку, владелец оной мог часами баловать слушателей
воспоминаниями о своей юности.
Алька, обнаружив эту открытку, долго смеялась и качала
головой: как я уже сказала, в юности подружка была невыносимо скромной и с
данным объектом ее ничто не связывало. Но и она купила открытку, потому что на
ней был запечатлен мой светлый образ.
— Тебе хоть копейку заплатили? — хмыкнула она.
— За что? — деланно удивилась я, а Алька
назидательно проронила:
— Дура, люди на таком вот дерьме деньги делают. —
Подружке нравилось думать, что я растяпа, а мне не хотелось ее переубеждать.
Тут я вновь вернулась мыслями к Алле Леонидовне, которую
сегодня изображала с таким удовольствием, и попыталась с нею связаться. Алька
явно была занята чем-то чрезвычайно интересным, я даже догадывалась чем. Когда
даме чуть за тридцать, она богата, обладает пылким воображением и временем
заняться собой, на сцене неизменно появляется герой-любовник. Он не заставил
себя ждать и в этот раз: два месяца назад Алла Леонидовна влюбилась, а
влюбившись, как водится, начала безумствовать. Больше обыкновенного торчала в
сауне и парикмахерской и с пренебрежением относилась к домашним обязанностям.
Само собой, каждую минуту быстротекущей жизни она хотела посвятить
возлюбленному. Тот тоже безумствовал и посвящал, и тоже пренебрегал семейным
очагом. Безумства обоих волшебным образом никак не сказывались на делах
(возлюбленный управлял крупным банком), поэтому я очень удивилась Алькиному предложению,
сделанному мне накануне.
