– Но, помнится, мы с вами в самом деле плели заговор! – усмехнулась Игрейния.
– Это было раньше. Я боялся за вас и всеми силами старался удалить из замка. Победители могли нас наказать, но ничего подобного не случилось. Игрейния, поймите, жизнь продолжается. Война оставляет шрамы, но все на свете забывается и жизнь идет своим чередом. Даже здесь. Вот и сегодня в замке родился ребенок – сын булочницы и кузнеца. Кэтрин, его мать, потеряла во время эпидемии свою мать. Ребенок появлялся на свет трудно, но родился здоровым, и в замке стало на одного человека больше. Я обещал родителям благословить их чадо.
Игрейнии стало не по себе, словно она пропустила что-то очень важное.
– Тогда вам надо спешить, – пробормотала она. Священник кивнул.
– И передайте родителям, что я очень рада за них.
– Непременно. – Он медлил и не уходил. – Мне не хочется оставлять вас одну.
– Вам следует выполнять свой долг – заботиться о душах людей. А мне хорошо и здесь.
– Игрейния! – посуровел Маккинли. Теперь он заговорил как истинный воин Господень. – Он вас… ничем не обидел? Вы… его не боитесь?
– Хотите спросить, не попытался ли он меня изнасиловать? Нет! Он вообще не обращает на меня внимания. Я для него все равно что старая карга.
– В таком случае…
– Спокойной ночи, святой отец.
– Игрейния, вы ведете себя как…
– Как заключенная.
Маккинли всплеснул руками и вышел. А потом наступила ночь, и была она бесконечной. На рассвете в каменных казематах послышались шаги, и Игрейния тревожно вскочила.
– Это вы, отец Маккинли?
– Нет, миледи, это я, Эрик.
Она испуганно отпрянула от решетки. Игрейния только что проснулась и опасалась, что в волосах ее запутались соломинки. И что выглядит она совсем не так решительно, как ей хотелось бы.
– Что вам угодно? – резко спросила она.
Эрик показался в конце коридора – отдохнувший, побрившийся и благоухающий душистым мылом. Безукоризненно отглаженная сорочка заправлена в килт из клетчатой ткани с цветами его клана. Игрейния раньше не замечала, что черты лица этого человека словно выточены резцом. А глаза при свете дня наверняка отливают насыщенным кобальтом.
– Я пришел осведомиться, как вы себя чувствуете. Помните, я вам говорил, что вы представляете ценность, пока живы? Так что приходится интересоваться вашим дражайшим здоровьем. Как прошла ночь?
– Спасибо, я прекрасно выспалась.
– Полагаю, вас вечером накормили?
– Отменно.
– Хорошо. – Эрик кивнул. – Скоро вам принесут свежую воду и еду. – Он присмотрелся к ее прическе. – Солома в ваших волосах очень интересно контрастирует с черным цветом.
Игрейния невольно провела рукой по голове.
– Не поверили? Да-да, солома там есть. – Он придвинулся к решетке. – Господи, а на щеках грязь!
– Вы выглядели гораздо хуже, когда впервые здесь объявились! – не растерялась она.
– А меня уверяли, что к нашему появлению здесь вы не имеете никакого отношения. – Эрик с нарочитым удивлением изогнул бровь.
– Вы прекрасно знаете имя человека, который захватил и пригнал сюда ваших родных, – сэр Найлз Мейсон. Афтон был вынужден подчиниться и открыть ворота, хотя и не одобрил его решения. Что же до того, что вас отправили в подвал… Он знал, что среди пленников, которых он принял под свой кров, есть весьма опасные люди. Вы яркое тому доказательство. Тюрьма и смерть – цена вашей войны.
– Цена свободы, – поправил ее шотландец.
– Вы спустились вниз специально для того, чтобы посмеяться надо мной? – спросила она.
– Я уже объяснял: я пришел, чтобы узнать, как вы себя чувствуете. Что до меня, я превосходно спал – на удобной кровати. А утром мне подали изысканный завтрак: свежую рыбу и только что выпеченный хлеб. Потом я принял горячую ванну и встретился со своими людьми. Мы обсудили создавшееся положение и с радостью отметили, как толково управляют замком и как хорошо живут в нем люди. Я даже присутствовал при крещении новорожденного мальчика. Враги далеко – они сторонятся Лэнгли, потому что опасаются новой вспышки чумы. Утро просто замечательное: столько приятных новостей, а самое большое наслаждение – горячая ванна.
– Сэр, вы что же, надеетесь, что я променяю свое положение на ванну?
– Честно говоря, да.
– Ошибаетесь! И еще: я в добром здравии – то есть вполне пригодна, чтобы передать меня вашему королю для обмена. Так что отправляйтесь на все четыре стороны и наслаждайтесь своим триумфом где-нибудь в другом месте!
– Триумфом? Что ж, пожалуй, особенно если учесть, какая у меня была альтернатива. Вам хорошо известно, что находится в этом подземелье?
– Тюремные камеры и склепы.
– Вот и видно, что вы еще мало времени здесь провели.
Игрейния колебалась. Тайный подземный ход начинался в самом конце длинного коридора.
– Я не об этом, – улыбнулся шотландец.
– А о чем? – Она сделала над собой усилие, чтобы не изменить выражения лица, но сердце в груди екнуло. Да, конечно, он знал о подземном ходе. Иначе и быть не могло: он должен был выяснить, как она покинула замок, если не открывались ворота.
– Напротив этой камеры есть дверь. Очень-очень толстая. Она ведет в комнату, где много интересных предметов. Все они предназначены для пыток несчастных, которых бросили в тюрьму. Вы никогда там не были?
– Была. Но комната не использовалась…
– С тех самых пор, как Афтон вступил во владение замком. Вы ведь это хотели сказать?
Игрейния не ответила.
– Но помещение собирались использовать. Это несомненно. Все орудия привели в готовность.
У Игрейнии заледенела кровь.
– Закон гласит – такова участь предателей.
– Разве человек, который не желает присягать иностранному королю, может считаться предателем?
Игрейния отошла от решетки.
– Могу сказать одно: вы глубоко заблуждаетесь, если считаете, что король, против которого вы воюете, будет преследовать вас, пока не настигнет, и что именно он предписал предателям умереть. Не он, а закон.
– Значит, тем более надо держаться подальше от закона вашего короля, – сделал вывод Эрик. – Вы и дальше намерены оставаться в тюрьме?
– Да.
– Как вам будет угодно.
Шотландец повернулся и пошел прочь. Игрейния слышала гулкий стук его сапог по каменным плитам коридора. Но вот они стихли. Она решила, что сейчас он вернется. Но шагов больше не было слышно, и она сообразила, что он задержался возле склепов – там в стене был замурован Афтон, а рядом с ним – жена и дочь Эрика.
