Я утвердительно киваю, созерцая паркетное покрытие под ногами.
—Так я примерно и полагал.
Вскидываю на него удивленный взгляд и замечаю смешинки в глубине карих глаз.
—Не бойся, ругать не стану — мне ли было привередничать? Так что там с этим типом, повезешь ему рубашку или как?
—Я действительно была виновата,— бубню я в ответ.
—Хорошо, в таком случае я отвезу тебя сначала в химчистку, а потом к нему домой… Не доверяю я таким пижонам, как он.— И следом торопит меня: — Собирайся, иначе не успеем к закрытию…
Я хватаю со стула сумку и бегу следом за Патриком, ощущая себя рядом с ним практически непобедимой… Теперь мне море — по колено.
А потом мне выдают в химчистке не одну, а целых три рубашки и… брюки в дополнение к ним.
—Я должна заплатить за все эти вещи?— с опаской интересуюсь я у замученного вида женщины лет этак пятидесяти. Она на секунду прикрывает глаза, как бы взывая к внутреннему спокойствию, а потом произносит:
—Нет, только за одну из рубашек. За остальное уже заплачено.
Я незаметно выдыхаю и расплачиваюсь по счету.
—И что все это значит?— недоумевает Патрик, когда я укладываю на заднее сиденье автомобиля весь этот мужской гардероб.— Я думал, речь шла лишь об одной рубашке…
—Так и было,— вздыхаю я.— А это мне выдали сверху… бонусом, так сказать. К счастью, мне не пришлось за этот «бонус» платить.
Мой спутник темнеет лицом и всю дорогу до дома нахала с таким ожесточением сжимает баранку руля, что мне становится чуточку ее жаль. Сломает ведь… Как пить дать, сломает.
—Маттиас Фишер,— прочитываю я имя хозяина вещей с наклейки из химчистки.— Ты его знаешь?
—Никогда не слышал.
—Я думала, вы в городе все друг друга знаете.
Патрик неопределенно хмыкает.
—Этот из новеньких…— А потом окидывает новомодную постройку класса люкс неприязненным взглядом и интересуется: — Ну, мне с тобой пойти или как?
—Или как,— отвечаю я, подхватывая зачехленные вещи.— Думаю, я и сама справлюсь. Спасибо.
—Как хочешь…
Неприятный Голос с именем Маттиаса Фишера отзывается на второй пронзительный звонок и при виде меня тут же расплывается в широкой улыбке.
—Здравствуйте, Ева, проходите,— он отступает в сторону и жестом радушного хозяина препровождает меня в сторону гостиной.— Можете положить вещи на диван. Спасибо, что привезли их мне…
Как будто бы у меня был выбор, мысленно негодую я, почти ослепнув от обилия белого в интерьере этого модного дома. Возможно, кому — то и нравится подобный аскетизм, но у меня он упорно ассоциируется с больничными коридорами, а я принадлежу к той категории людей, которая не приемлет больницы в любом их виде…
—Надеюсь, теперь мы в расчете,— говорю я только, пятясь назад в сторону двери, и мужчина в банном халате улыбается мне:
—Куда вы так торопитесь, Ева? Давайте хотя бы чего — нибудь выпьем… Что вы предпочитаете?
—Я предпочитаю уйти…
Маттиас Фишер разом отключает свою высоковольтную улыбку и самым серьезным тоном осведомляется:
—Может, хотя бы посмотришь, от чего так необдуманно отказываешься?
—Что, простите?
—Я говорю, может, хотя бы посмотришь, что я для тебя приготовил…— И распахивает махровый халат, под которым оказывается абсолютно голым.
Я вскрикиваю, упираюсь спиной во входную дверь и кое — как нащупываю ручку, стараясь не подпустить голого мужчину ближе, чем он уже есть. Потом распахиваю дверь и со всех ног припускаю в сторону Патрика… Тот стоит у капота и крутит во рту кончик длинной травинки.
—Эй, что с тобой?— он хватает меня за плечи и слегка встряхивает.— Этот парень приставал к тебе? Ева, Ева…
—Он мне свои причиндалы показал,— и неожиданно нервно хихикаю.
—Причиндалы?
Машу головой, все еще слишком шокированная, чтобы реагировать адекватно.
—По — моему, он эксгибиционист,— неудобовыговариваемое слово вязнет на языке, словно кусок жевательной резинки, и я не сразу замечаю сжатые в кулаки руки Патрика — и вот он уже срывается с места и несется в сторону дома Маттиаса Фишера, а я бегу за ним следом…
—Патрик, не надо! Брось.
Но он нажимает на кнопку звонка, не обращая на меня никакого внимания.
—Не надо,— повторяю я снова.— Он ведь ничего мне не сделал…
—Просто смутил своими причиндалами.
—Вот именно,— пожимаю я плечами.— Мне даже не понравилось…
Патрик переводит рассерженный взгляд с двери перед собой на меня и с расстановкой произносит:
—В противном случае меня бы здесь не было.
Дверной замок щелкает, и дверь медленно раскрывается, являя миру… и нам, в частности, все того же задрапированного в банный халат Маттиаса Фишера, улыбающегося во все тридцать два зуба.
—Ева, вы вернулись!— успевает пропеть он елейным голоском, пока не полностью распахнутая дверь являет перед ним лишь мое перепуганное лицо, а потом мощный апперкот справа размазывает его улыбку по лицу, превращая ее в маску перепуганного недоумения.
—Что вы себе поз…— Патрик снова размахивается и еще одним ударом с разворота бьет нахала прямо по зубам.
Тот даже не успевает вскрикнуть, когда сила удара откидывает его плашмя на мягкий кипенно-белый коврик позади, и он затихает в позе выброшенной на берег морской звезды.
—Что ты наделал?— шепчу я перепуганным голосом.— Ты его убил… Боже мой, боже мой… Тебя посадят… ни за что.
—Да жив он,— Патрик слегка пихает затихшего противника носком свой туфли.— Просто хлипкий слишком оказался…
Я опускаюсь на колени и прикладываю пальцы к яремной вене на шее мужчины.
—Сердце бьется…
—Я же говорил. Пойдем уже… С ним все будет в порядке.
Я поднимаюсь на ноги и мимоходом прикрываю распахнувшийся при падении халат на чреслах распластанного мужчины…
—Тут и смотреть — то особо не на что,— презрительно бросает мой спутник, разворачиваясь к выходу.— Пойдем…
В этот момент Маттиас Фишер слабо стонет и отирает рукой окровавленные зубы. Пора уходить… Только я никак не решаюсь: вдруг этому типу понадобится помощь. Но Патрик берет меня за руку и тянет к выходу… я поддаюсь. Мы выходим и прикрываем дверь в тот самый момент, когда хозяин в распахнутом халате садится на полу и начинает трясти головой.
—Поехали,— Патрик заводит «тайоту» и вылетает с парковки раньше, чем Неприятный Голос успеет запомнить его номер.
Всю дорогу до дома мы проделываем в молчании. Я вижу, что костяшки Патриковых пальцев разбиты до крови, и меня это пугает. Он ведь, вроде как, заступился за меня — мне радоваться бы надо!— а мне отчего — то страшно…
