Вечером же, едва Патрик появляется дома, обиженный и не желающий со мной разговаривать, я, проигнорировав все эти видимые сигналы, спрашиваю:
—Что ты знаешь про Тобиаса Коля?
Патрик желал бы продолжать дуться на меня, я это вижу, но на мой вопрос все же отвечает:
—То же, что и все, я полагаю. Что тебя конкретно интересует?
—Какой он человек?
Патрик помимо воли оборачивается и смотрит на меня удивленными глазами.
—Какой он человек? Вот уж, действительно, неожиданный вопрос. Могу я узнать, с чего вдруг такой интерес?— И заметив, должно быть, мое непроницаемое лицо, добавляет: — Или это тайна…
Тайна? Скорее всего, так и есть. Не могу же я признаться Патрику, что моя непутевая мать неожиданно решила огорошить меня именем моего же непутевого папаши… Нет, с этим мне придется разбираться самой.
—Так ты можешь мне о нем что-либо рассказать или нет?— прибегаю я к увиливанию, и мой собеседник, конечно же, это понимает. Он облокачивается на кухонную столешницу и задумчиво сводит брови…
—Я мало что о нем знаю,— произносит он наконец.— Мы хоть и ходили в одну школу, толком никогда не общались… Тобиас был старше лет на пять и в школе считался крутым парнем. Все девчонки слюной по нему исходили! Тогда он, действительно, хорошо выглядел, не то, что сейчас…— Он снова задумывается: — Родителей у него, насколько я помню, никогда не было… Ну то есть были, конечно, когда-то, но мне о них ничего не известно. Его вырастили дед с бабкой… Приятные люди, абсолютно недостойные такого вот внука, как Тобиас. Герр Коль,— Патрик колеблется с секунду, как будто бы не решается мне в чем-то признаться,— управляет лучшей в городе плотницкой мастерской…
При этих его словах я вскидываю голову с дополнительным интересом во взгляде.
—Лучшей в городе?
—Да.
Мы на секунду замолкаем, а потом я все-таки спрашиваю:
—Не то ли это самое место, о котором ты мне однажды упоминал?
—Что ты имеешь в виду?
—Ты знаешь, что я имею в виду,— отзываюсь на это.— Ты сказал как-то, что есть лишь один человек, с которым ты хотел бы работать, и этот человек, якобы, на дух тебя не переносит… Ты говорил о герре Коле, не так ли?
Патрик опускает голову и утвердительно кивает.
—Видно, я слишком много тебе наболтал… Надо быть сдержаннее,— цедит он сквозь стиснутые зубы.
—Брось,— не могу сдержать я улыбки,— все еще дуешься на меня из-за моих утренних слов?
—Ничуть не бывало,— отзывается он так поспешно, что сразу ясно: так и есть, дуется. Я и так это знала…— Разве мне десять лет, чтобы обижаться на правду?
Я только и могу, что покачать головой.
—Нет, тебе не десять,— присовокупляю я к своему головокачанию,— но и врать ты тоже не умеешь.
Тут уж Патрик тоже мне улыбается. Почти насмешливо…
—А ты, значит, умеешь врать, правильно я понимаю?— осведомляется он, заставляя мое сердце испуганно дрогнуть.— Зачем наврала Килиану про свою беременность? А мне о чем врешь? Уверен, у тебя есть от меня тайны… Даже не отпирайся.
Так, главное дышать… не паниковать… не показать своего страха…
—Килиану наврала, чтобы не обнадеживать зазря… Кто же знал, что он полезет к тебе с кулаками?
—А мне понравилось!— заявляет вдруг мой визави с довольной полуулыбкой.
—Понравилось?
—Понравилось биться за тебя!— повторяет Патрик, отталкиваясь от столешницы и делая шаг в мою сторону.— Это был уже второй раз, если подумать… Кто будет следующий? Тобиас Коль? Или, я не знаю, скажем…
—Перестань. Не надо!— я смущенно отвожу глаза и стараюсь не обращать внимание на его одурманивающую меня близость, от которой невольно сбивается дыхание.— Я вовсе не намеревалась становиться предметом разногласий и… мордобоя. Надеюсь, Килиан не очень пострадал?
—Переживаешь?
—Он мой друг.
—А этот друг знает, что он именно друг и ничего более?
—Думаю, я была достаточна красноречива, когда говорила ему об этом.
Мы стоим так близко друг к другу… так близко, что надо бы отстраниться. Прервать этот странный диалог, но не могу… и не хочу.
—Этим утром он не показался мне достаточно убежденным,— голос Патрика такой сахарный, словно выварен из целого центнера сахарной свеклы.— Думаю, тебе придется повторить прежние слова, разве что с поправкой на отсутствие беременности… Ты ведь, действительно, не беременна? Или я ошибаюсь?
Краснею и делаю судорожный вдох.
—Не ошибаешься.
—Маленькая лгунья!
—Я не лгунья,— лепечу едва слышным голосом, гадая, кого именно я сейчас обманываю: Патрика или самое себя…
А через неделю — самую длинную неделю в моей жизни — Патрик заходит и говорит:
—Помнишь, ты спрашивала меня про Тобиаса Коля?
Я молча поднимаю на него вопрошающе-недоуменный взгляд. Конечно, я помню про Тобиаса Коля, но к чему Патрику сейчас вспоминать о нем…
—Он умер сегодня,— отвечает он.— Передоз. Говорят, фрау Коль так и нашла его с иглой в вене… Мне очень жаль.
Наверное, в этот момент я сильно бледнею, потому что Патрик подхватывает меня под руку и усаживает на стул.
Мой отец умер. Мой отец умер… Мой отец умер! Я закрываю лицо руками и стону, словно раненое животное.
11 глава
Глава 11.
Мой отец умер…
Я не успела перекинуться с ним ни единым словам… кроме разве что того краткого «простите», которым сопроводила прикосновение к его плечу в тот день в супермаркете. Он же ответил: «Что тебе надо? Вали отсюда» — вот и все наше общение за целую жизнь.
Мой отец умер, а я могу вспомнить лишь его покрасневшие глаза и грубость по отношению к собственной бабушке. Лучше ли это полного незнания?
У меня нет ответа на этот вопрос… пока нет. Возможно, позже, когда шок от внезапного обретения и окончательной потери отца схлынет, уступив место спокойному умиротворяющему покою, возможно, тогда я посмотрю на всю эту ситуацию с другой стороны и найду правильный ответ на мучивший меня вопрос… Но не сейчас.
Сейчас в душе буря, а бури — плохой аналитик жизненных поворотов.
Поправляю пред зеркалом свой наряд для похорон: черную юбку-клеш и белую блузку с кружевным воротничком. Я похожа на ученицу пятого класса, но ничего другого у меня нет… ничего другого, более подходящего для столь скорбного случая. Я не люблю мрачные оттенки…
Линус втиснут в черные брючки и рубашку — пришлось потратиться на соответствующую случаю одежду для него — и вышагивает рядом слегка подпрыгивающей, пружинистой походкой ребенка, которому некуда девать свою энергию.
