Книга Тобой расцвеченная жизнь, страница 28. Автор книги Евгения Бергер

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Тобой расцвеченная жизнь»

Cтраница 28

Патрику я ничего не сказала: решила, что не стоит распалять его любопытство сообщением о нашем в Линусом посещении похорон… моего отца. Мы просто постоим в стороне, отдадим, так сказать, последнюю дань памяти и уйдем… Ничего более. Патрик и так в последнее время косится на меня — подозревает непонятно в чем.

Ну и пусть, главное, чтобы не узнал главного…

Наконец мы подходим к кладбищу, и я толкаю железную витую калитку самого причудливого вида — скорбная процессия из людей в траурных одеждах скользит по дорожкам между могилами в сторону часовни. Гроб с моим отцом несут впереди мужчины в белых рубашках… Я поглубже вдыхаю в себя пахнущий лилиями воздух и пристраиваюсь в «хвосте» процессии. Это первые похороны в моей жизни…

Несмотря на раскаленный жаром воздух снаружи, внутри часовни почти холодно, и я зябко повожу плечами под тонкой материей шелковой блузки — садимся слева у стены. Линус начинает играть с крючком для… я и сама толком не знаю его предназначения, просто одергиваю брата, во все глаза уставившись на красивый, лакированный гроб, украшенный лилиями и гвоздиками. Неужели в нем и в самом деле лежит мой настоящий, биологический отец? Горло стискивают судорожные спазмы, и я проигрываю борьбу с ними, едва под каменными сводами раздается мелодия первого гимна. «Ближе, мой бог, к тебе, ближе к тебе…» поют люди вокруг, а я смахиваю руками слезы со своих щек, безуспешно пытаясь вспомнить, есть ли в моей сумочке упаковка с салфетками. Не думала, что стану плакать… и вот.

У меня так заволокло слезами глаза, что я не сразу замечаю протянутую мне Линусом салфетку… две салфетки, если быть точной, беру их и благодарно ему улыбаюсь. Что за наваждение: почему я плачу? Я ведь даже не знала этого человека. Наверное, это скорбная экзальтация органной музыки действует на меня таким вот престранным образом, только я реву не только в часовне во время недолгой отповеди священника, но и во время процессии в сторону разверстой могилы, обложенной искусственным дерном — все так красиво и чинно, что у меня заходится сердце.

Не знаю, кто из присутствующих здесь людей, является родственником семейства Коль, только в целом их совсем немного: человек двадцать от силы… и я с Линусом. На меня посматривают с интересом, наверное, пытаются понять, кем я прихожусь мужчине в этом невероятно красивом гробу — им не догадаться. К счастью…

Священник произносит свое привычное «прах ты и в прах возвратишься», слышу, как кто-то судорожно всхлипывает: неужели я сама — нет, это фрау Коль, вижу ее голубые глаза, вылинявшие от бесконечного множества пролитых слез. Рядом с ней высокий старик с шевелюрой кипенно-белого цвета, он поддерживает ее за руку, а у самого такое скорбно-отрешенное выражение лица, что почти напоминает мне маску. Должно быть, это герр Коль, дед моего незнакомца-отца… и мой прадедушка по совместительству. Я все еще не до конца это осознаю, но у меня теперь есть целых два родственника, это если не брать в расчет маму, конечно,— ее все равно что нет, она сама так захотела — и они оба стоят сейчас передо мной.

Гроб опускают в могилу, и я снова утираю слезы второй по счету бумажной салфеткой — первую пришлось выкинуть еще по пути к могиле — люди выстраиваются в очередь, отдавая последнюю дань умершему. Я встаю в самом «хвосте» и тоже вынимаю из корзины красную гвоздику, чтобы сказать свое последнее «прости»: руки дрожат, и я неловко кидаю в могилу горсть земли вместе с ярко-алым цветком. Слезы захлестывают меня, и я спешу прочь, собираясь поскорее уйти, оставив это место и само горестное событие далеко позади, но тихий голос неожиданно останавливает меня:

—Спасибо, что пришла, милая. Я благодарна тебе за это!— и фрау Коль стискивает мои внезапно похолодевшие пальцы своей сухонькой ладонью.

—Я просто… я просто подумала…

—Я понимаю,— кивает она мне с печальной полуулыбкой.— Спасибо еще раз.— И тут же добавляет: — Надеюсь, ты останешься на поминки… Здесь недалеко, в нашем доме.

—Я…— Линус нетерпеливо подскакивает, дергая меня за руку.

—Это твой сын?— интересуется фрау Коль.

—Брат.

—Здравствуй, дорогой,— обращается она к мальчику.— Хочешь пирога с малиной? Я специально для тебя его испекла, большой и очень вкусный.

—Для меня?— Линус бросает на меня робкий взгляд — по всему видно, что ему очень хочется этого самого пирога испробовать.

—Для тебя.— И уже в мою сторону: — Пойдемте… Ева, не так ли?

—Да.

—Пойдемте, Ева, позвольте мне угостить мальчика пирогом.

И я не нахожу в себе сил для отказа. А потом мы идем по узеньким улочкам, петляя между красиво ухоженными цветочными клумбами и разномастными почтовыми ящиками, обступившими нас со всех сторон.

—Проходите, не стесняйтесь,— подбадривает нас сердобольная старушка, распахивая калитку и приглашая всех в дом.

Дом этот, ничем не примечательное секционное строение в ряду таких же ничем не примечательных секционных домов, отличается разве что крайне запущенными, неухоженными клумбами перед домом, которые так и вопияли о прополке и облагораживании. Меня удивила эта унылая заброшенность, от которой так и веяло безысходностью…

—Спина болит,— материализовывается рядом со мной фрау Коль.— Вот все и зарастает. А у Ингольфа в мастерской дел невпроворот,— со вздохом произносит она.— Все думала ландшафтную фирму нанять, да вот никак…— Она замолкает, обдумывая что-то свое, а потом добавляет: — Пойдемте, у меня на первое суп с фрикадельками.

И мы едим суп с фрикадельками, а потом жареную индюшку под мятным соусом — люди на другом краю стола громко разговаривают и даже смеются… Жизнь продолжается, думается мне не без грусти, человек умер, но жизнь живых продолжается.

—Я помогу вам с посудой,— говорю я фрау Коль, когда гости один за другим начинают покидать их дом.

—Что ты, не нужно, спасибо, милая.

Но я все-таки настаиваю на своем и помогаю ей очищать тарелки от остатков еды и составлять их в посудомоечную машину. Ее муж крайне немногословен, он, как мне кажется, даже ни разу на меня и не взглянул, просто молча ходит по дому и наводит порядок. Когда же он складывает длинный стол, установленный специально по случаю, я вдруг говорю:

—Вы, должно быть, сами его сделали… Очень хорошая работа.

Кустистые брови, подобно двум антеннам, направляются в мою сторону и замирают. Улавливают сигнал о моем здесь присутствии? Возможно. По крайней мере старик смотрит пристально и даже несколько отрешенно… Я робею под этим нечитаемым взглядом.

—Сам,— наконец отзывается он кратким ответом.

—Мне очень нравится. Я знаю человека, который тоже умеет творить чудеса из дерева,— и замолкаю, совсем сбитая с толку непонятной реакцией моего собеседника то ли на меня самое, то ли на мои слова, в частности.

Его брови успевают совершить два круговых движения, прежде чем его жена наконец произносит:

—Она говорит о Патрике Штайне, дорогой. Это та девочка, что присматривает за его матерью, помнишь, я тебе рассказывала о ней?

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация