Что-то незаметно меняется в глубине Патриковых глаз — я едва успеваю заметить это — а потом он глухо осведомляется:
—И ты, конечно же, отказала ему?
Пожимаю плечами.
—А почему я должна была это сделать? Он неплохой парень, да и крыша над головой нам с Линусом не помешает…— Вижу, что перегибаю палку, но остановиться не могу.
—У тебя есть крыша над головой,— невесело произносит Патрик.
—А неплохой парень, как же быть с ним?
Патрик вдруг зло чертыхается и выбрасывает в воздух крепко сжатый кулак с побелевшими от натуги костяшками. На меня он не смотрит — все внимание на Линуса, прыгающего на батуте…
—Патрик,— зову я его наконец, слегка касаясь любимого плеча.— Брось, ты ведь все понимаешь…
—Да, я все понимаю!— с разворота выдает он, хватая меня за плечи.— Понимаю даже, что я не тот «неплохой парень», который был бы тебе нужен, но…
И тогда я прикрываю пальцами его губы, как бы прерывая поток этих самоуничижительных слов.
—… Но для меня ты самый лучший,— шепчу совсем тихо, ощущая на кончиках пальцев его теплое, трепетное дыхание,— я думала, ты уже давно понял это. И кто из нас в таком случае старше?
Он пристально смотрит мне в глаза и молчит, молчит, сжимая мои плечи чуточку сильнее — у меня точно останутся синяки. А потом, едва успеваю осознать это, его руки уже в моих волосах, настойчиво привлекают меня к себе и… наши губы соприкасаются так стремительно, что я даже вскрикиваю. Глухо, с переходом в блаженный стон, который Патрик буквально сцеловывает с моих губ вместе с нашим неистовым поцелуем. Мы оба тяжело дышим, когда он наконец отпускает меня, делая судорожный, рваный вдох…
—Я никуда тебя не отпущу!— наконец произносит он через силу.
—И не надо,— отвечаю я только.— Я все равно люблю только тебя…
Он не отвечает мне ответным признанием, да я и не жду этого: для того, кто не верит в любовь, он и так сказал слишком много… Только вдруг поднимает руку и проводит по моим раскрасневшимся губам подушечкой большого пальца. Пальцы у Патрика шершавые, словно наждачная бумага…
—Боюсь, я снова хочу поцеловать тебя,— произносит он с надрывом, не отрывая от моих губ голодного взгляда.— У тебя такие…
—… соблазнительные губы,— заканчиваю я за него с легкой улыбкой.— Да, я знаю об этом. Не так давно меня просветили на этот счет…
Патрик мгновенно вскидывается, словно дикое животное, учуявшее запах крови, и отрывисто осведомляется:
—Кто?
—А вот об этом тебе знать необязательно,— отвечаю я и сама тянусь к нему за поцелуем.
Этим вечером я долго не могу уснуть: все прокручиваю в голове события этого неожиданно насыщенного дня, смакуя каждое его мгновение, особенно если оно касается Патриковых губ, и наслаждаясь им вновь и вновь…
Сегодня я целовалась с Патриком!
Один, два… четыре… шесть раз. Целых шесть раз за один день — и мне все мало!
—Ева,— сказал он мне около наших дверей,— ты должна мне открыться… Я должен знать все.
Я потянулась к нему и поцеловала в тот самый шестой, заключительный за день раз, а потом просто скрылась за дверью. Спряталась… Отгородилась от Патрика деревом и железом, а ведь мне так хотелось не расставаться вовсе.
Чего я боюсь? Он уже знает все, просто хочет услышать признание из моих уст. Но смогу ли я разомкнуть губы и сказать ему простое (нет, не простое) «я Ева Мессинг, та самая девчонка, книжная полка для которой висит сейчас в моей комнате»? Не смогу, горло даже сейчас словно судорогой сводит, даже в любви признаться мне было легче…
—Ева,— голос Линуса в темноте почти оглушает меня.
—Я здесь. Что случилось, малыш?
Он трет сонные глаза и говорит:
—Мне мама приснилась… Я рассказывал ей про пони.
—Очень хороший сон,— глажу мальчика по тонкой руке, стараясь не показать, насколько разговоры о матери выбивают меня из колеи.— Спи, Линус, спи, малыш. Уверена, тебе приснится еще много-много пони шоколадного цвета…
—И белого тоже.
—И белого тоже,— соглашаюсь я, продолжая поглаживать его руку. Вскоре он снова засыпает, а я так и гляжу в потолок еще битых полтора часа, пока наконец тоже не засыпаю.
Грань между сном и реальностью постепенно истончается, и я открываю глаза.
Который час? Чувствую себя абсолютно отдохнувшей, а ведь уснула только под утро…
—Линус?— касаюсь рукой пустого места рядом с собой. Матрац и подушка холодные, словно он и не спал на них вовсе…— Линус?!— сажусь на кровати и осматриваюсь.
Его одежды, аккуратно сложенной на стуле, там больше нет, и я выскакиваю на лестничную площадку в паническом исступлении.
—Линус, Линус, ты дома?
Ответом мне — тишина. Звенящая, оглушающая, бьющая наотмашь… Линус.
Смотрю на часы в гостиной: десять утра. Что? Я проспала? Как такое возможно…
—Линус?— выскакиваю за порог. Линус… Как есть, в пижаме, несусь в сторону Патрикова дома… Наверное, он решил навестить фрау Штайн, так и есть, решил навестить фрау Штайн…
—Линус, ты здесь?— Старушка смотрит на меня с удивлением. Она все еще расхристанная, по-утреннему неопрятная…— Простите меня, я проспала,— шепчу я ей исступленно, помогая принять сидячее положение.— И Линус пропал. Вы его не видели?
Она отрицательно качает головой.
—Я должна его найти. Простите меня, простите…— Выскакиваю из комнаты и несусь обратно к себе в тщетной надежде найти его там. Напрасно… Одной рукой натягиваю одежду, а другой — набираю номер Патрикова телефона.— Патрик! Патрик, это ты? У меня Линус пропал. Его нигде нет… Что мне делать?
Он кидает краткое «сейчас буду», и я даже не обращаю внимание на тот факт, что вскоре он появляется вместе с Ингольфом Колем, белесые волосы которого торчат во все стороны, подобно иголкам.
—Линуса нигде нет!— кидаюсь я Патрику на грудь и наконец даю волю слезам, от которых едва ли получается изъясняться внятно, но я ничего не могу с собой поделать. Все реву и реву, пока мужчины обсуждают что-то между собой… А потом я слышу слово «полиция» и меня аж подбрасывает на стуле:
—Нет, не надо полицию… Вдруг они спросят про маму…— Вижу, как оба одаривают меня удивленными взглядами, но быстро отводят глаза: ясно, один знает про мою мать, а второй знает про Линуса (фрау Коль поделилась с супругом нашим с ней разговором), это и к лучшему.— Линус не мог уйти далеко,— добавляю я совсем тихо.— Просто хочет найти мама, я думаю. Вот и все.
На секунду становится так тихо, что я слышу бешеные удары своего сердца… А потом Патрик спрашивает:
—Ты что-нибудь знаешь о ней?
Я отрицательно мотаю головой.
