—Что ты имеешь в виду?
—Я имею в виду нашу мать,— выплевывает она с таким ожесточением, что это звучит почти как ругательство.— Ты ведь не можешь и в самом деле думать, что она даст вам с Патриком быть вместе… Этого никогда не случится. Разве что через ее труп…— И негромко добавляет: — Хотя она уже почти что мертва. Но все же… Вы ей уже рассказали?
Отрицательно машу головой, хотя это и не совсем так…
—Так я и думала,— подытоживает Беттина.— И флаг вам в руки…
И тогда я решаюсь спросить ее о том, о чем сама фрау Штайн сказать мне не в силах:
—Почему твоя мать так ненавидит меня?
—Тебя? Нет, она ненавидит не тебя, Ева,— отвечает мне девушка не без горькой полуулыбки,— она ненавидит саму память о Патриковом непослушании, выразившемся в его связи с твоей матерью… Он ведь был ее золотым мальчиком, гордостью и надеждой всего рода Штайнов, а потом — бац!— появилась эта Ясмин с девчонкой на руках, и «золотой» мальчик повел себя совсем не так, как от него ждала властная мамочка.— И как бы извиняясь, пожимает плечами: — Она до сих пор его не простила: за Ясмин, за брошенную учебу — за свои неоправдавшиеся ожидания. Вот и все.
Эти слова заставляют мое сердце онеметь в груди, застыть, перестать биться… Омертветь внутренне. Сжаться в комок…
Розововолосая девушка поднимается со стула и похлопывает меня по плечу. Молча.
—Прости, что загрузила тебя,— бросает она мне с порога, полуобернувшись через плечо,— но лучше сразу быть готовой… И все такое прочее.— И тут же другим голосом добавляет: — А впрочем не бери в голову. Я просто страшусь разговора с матерью, а это не значит, что следует портить настроение и тебе тоже. Ну, пожелай мне удачи!
—Удачи,— произношу я на автомате, и Беттина выходит из кухни. Вскоре дверь в комнату ее матери с щелчком захлопывается — мать и дочь остаются наедине.
Я продолжаю сидеть за столом, вцепившись одной рукой в недопитую бутылку виски, а другой теребя разлохмаченные края своей юбки — на душе тоска. Самая что ни на есть зеленая… Если только таковое вообще возможно: на мой взгляд у тоски может быть лишь один цвет — серый с черными вкрапинами.
Неожиданно я слышу, какое-то оживление в доме… Хлопает дверь, и истерический голос Беттины прорезает его тишину отчаянным криком:
—Ева, звони в «Скорую», срочно. У мамы новый приступ… Поторопись.
Я вскакиваю со стула и несусь к телефону — мое омертвелое сердце клокочет в груди с оглушающей меня силой.
—Пожалуйста, приезжайте скорее,— кричу я в телефонную трубку.— Человек умирает!
Конец первой части.
(Дорогие мои читатели, вторая часть еще не написана, но почти вызрела в моей голове… Поэтому спасибо, что были со мной и… до скорого свидания!)
Вторая часть
16 глава
У дороги стоял незнакомый автомобиль. Белый «ситроен» с забавными стикерами на заднем бампере. «Не прижимайся! Мы не знакомы!» гласила самая броская из всех. «Догонишь — выйду замуж» пугала другая. Я невольно улыбнулась яркому чувству юмора владелицы автомобиля: когда-то я делила комнату с одной из таких веселых девиц.
Сейчас я по ней отчаянно скучала…
Не знаю, что тому виной: наступившая осень или причуды мамаши Штайн,— только покоя на сердце как не было, так и нет. Мне бы радоваться присутствию Патрика, строить планы нашего совместного будущего… готовиться к свадьбе, в конце концов, а вместо этого я выслушиваю жалобы нанятых для будущей свекрови сиделок и шью платья для чужих подружек невесты.
После второго перенесенного фрау Штайн инсульта характер ее стал и вовсе непереносим… Не знаю, какими нетореными путями двигался ее разум, только ни Беттину, ни меня после того она и на шаг к себе не подпустила. Еще в больнице, будучи окруженной медсестрами и врачами, она начинала дико вращать глазами и лупить по одеялу рукой, стоило ей только увидеть хотя бы одну из нас еще издали.
Возможно, я стала для нее кем-то вроде предательницы уже просто потому, что допустила Беттину к ее постели и позволила той донести до нее «страшную» новость о своем замужестве. Иного объяснения у меня не было…
Я веду носом: откуда-то доносится приятнейший аромат запеченной с розмарином курицы — мой рот наполняется слюной, и я вдруг с удивлением понимаю, что аромат сочится из нашего собственного чуть приоткрытого кухонного окна.
Патрик задумал взяться за готовку? Маловероятно, он вообще не особо разборчив в еде и кроме яичницы, мало что умеет готовить. К тому же, он слишком занят в последнее время и навряд ли выкроил бы время для столь приземленного занятия: их с дедушкой столярная мастерская занимает все его мысли. Увы и ах…
Дела у них нынче пошли в гору, особенно после того, как я предложила и сама же посвятила себя созданию личного сайта по заказу и продаже изделий из дерева. Пришлось даже отходить на специальные курсы по созданию сайтов для чайников, однако результат того стоил.
Я улыбаюсь и отпираю дверь своим ключом. Предвкушение чего-то особенного так и распирает грудь, подобно щекотке…
—Я дома,— сообщаю намеренно громким голосом, стараясь не испортить сюрприз, который Патрик, возможно, для меня готовит. Я бы не отказалась от толики запеченной в духовке романтики в виде курицы с розмарином!
Однако на мой голос отзывается некто уж совсем неожиданный:
—Ева!— верещит моя названная сестрица, кидаясь ко мне на шею.— Как же я по тебе соскучилась. Вот жуть как, поверишь?— заглядывает в мое лицо и улыбается во все тридцать два зуба.
Она похожа на рождественскую хлопушку, яркую, шумную, оглушающую, я только и могу, что захлопать глазами да пролепетать:
—Что ты здесь делаешь, Каролина?!
—Что мы здесь делаем,— поправляет меня Луиза Гартенроут, появляясь вслед за дочерью из нашей с Патриком кухни.
Значит, никакой романтики и ужина при свечах, мелькает и уносится шальная мысль в моей голове.
—Луиза,— выдыхаю я радостным — очень надеюсь, что радостным — голосом.— Какой неожиданный сюрприз!— Я не то, чтобы не рада их видеть — просто настроилась на нечто совсем другое.— Как вы обе здесь оказались?
Каролина снова стискивает меня в объятиях и восторженным голоском сообщает:
—На моем новом личном автомобиле, вот как. Я наконец-то получила права,— и подставляет щеку для поцелуя.
Я послушно одаряю ее поздравительным поцелуем, выслушиваю целую исповедь на тему уроков вождения и гада-экзаменатора, вознамерившегося во что бы то ни стало не допустить ее до наших дорог, а потом, наконец, с искренним чувством произношу:
—Как же я рада вас видеть, словами не передать.
Женщина, заменившая мне мать, стискивает мою ладонь и понимающе улыбается.
—Мы подумали, что следует передать тебе приглашение на свадьбу Мии лично в руки. Посылать его почтой было бы странно… да и соскучились мы по тебе.
