Я позвонила, едва выйдя отМени. Мне ответил старческий голос– надтреснутый ихрипловатый.
–Призрак?
–Ктоэто?
–ЭтоотНисо,– сказалая.
–Агде онсам?
–Егонет ине будет. Яего заменяю. Хочу познакомиться, чтобы продолжить работу.
–Каквас зовут?– сминуту помолчав, спросилон.
–Батшева. Буду вМюнхене послезавтра.
Наэтот раз онмолчал намного дольше. «Нуичерт стобой,– подумалая.– Нехочешь– ненадо. Прав был Мики: тут дохлый номер…»
–Алло, Призрак, выеще здесь? Если вам ненужны наши услуги…
–Хорошо,– наконец-то прорезавшись, проговорил он.– Пришлите эсэмэску сномером рейса, вас встретят.
Так я продвинулась наследующий уровень– кЗахаве иее толстому заду. Настоянке было душно ижарко.
–Почти какунас, а?– сказалая, адресуясь вспину надзирательницы.
–«Унас»– это укого?– даже необернувшись, бросила она вответ.
–Унас, уанархистов.
–Уанархисток ианархистов,– поправила Захава.– Атакже уанархо шести альтернативных полов. Что тут непонятного? Вижу, высовсем отстали там, вПалестине. Садись, карета подана.
Она остановилась возле потрепанного «Фиата». Сразу выяснилось, что язря надеялась накондиционер– он неработал. Впрочем, когда выехали состоянки, стало полегче.
–Надеюсь, тывезешь меня кПризраку,– осторожно началая.– Потому что время…
–Забудь!– перебила Захава.– Призрака пока нету. Может, приедет завтра. Может, через неделю.
–Нету? Гдежеон?
–Бродит поЕвропе… Может, вБерлине, аможет, вБарселоне. Нам недокладывают.
–Кудаже мыедем?
–Какэто куда?– Она раздраженно крутанула руль, перестраиваясь влевый ряд.– Кнам, всквот. Поживешь, осмотришься, поймешь что кчему, азаодно имы ктебе приглядимся. Что тут непонятного? Тывообще кто? Яимею ввиду цвет.
Вопрос поставил меня втупик. Цвет? Причем тут цвет? Икакой он уменя? Обычный, восточный: кожа вроде белая, носмугловатая, соливковым оттенком. Смамашкиной стороны– тайманка, апапенька так ивовсе неизвестен, нотоже явно неизПольши. Ашкеназы кличут нас «черными». Ноудобноли называться «черной» среди настоящих чернокожих? Еще сочтут засамозванку… Да ивообще, счего это вдруг такие расистские закидоны? Явоззвала кпамяти покойной Лотты Вотерс икее прогрессивной терминологии.
–Сама, чтоль, невидишь? Нормальная вагонетка, нехуже других.
–Вагонетка?– озадаченно переспросилаона, нопотом, сообразив, расхохоталась:– Ах, тыимеешь ввиду вагинетку, человека свагиной… Это само собой, ноя неотом. Я оцвете. Хочу понять, ккому тебя подселить. Что тут непонятного? Унас есть черно-зеленые, черно-фиолетовые, черно-сиреневые, черно-красные, черно-черные. Кпримеруя, какубежденная веганка, воюю зачерно-зеленых экоанархистов…
Терпение мое лопнуло.
–Слышь, сестричка,– пропелая, растягивая слова,– даже последней вагонетке ненравится, когда ейтрахают мозги. Ты, может, идавно изнаших краев, ноеще должна помнить, что такое квартал Джесси-факинг-Каган, откуда яродом. Адевушки изДжей-Эф-Кей нелюбят, когда кто-то умничает заихсчет.
–Пфуй!– фыркнула надзирательница.
Она открыла пасть, чтобы вымолвить еще что-то, нонетут-то было. Яскинула пристяжной ремень, приблизила кней лицо и, страшно, поуличной науке, ощерившись, прошипела:
–Пфуй? Пфуй? Ну-ка попробуй еще разок пфуйкнуть, сука ты безвагинная. Яведь тебе живо рожу разнесу, так что распухнет пошире твоейже необъятной задницы. Ну,давай, давай, яуже месяц какникого недушила. Давай, яжду…
Машина вильнула, мыедва незацепили соседний грузовичок. Захава потрясенно молчала, вцепившись вруль побелевшими щупальцами. По-видимому, воспоминания ославе района Джей-Эф-Кей еще несовсем изгладились изее эсэсовской памяти.
–Нету пфуёв? Кончились?– выждав сполминутки, констатировалая.– Ну имолодец, будешь жить. Атеперь давай-ка рассказывай, что это зацвета. Да побыстрей, пока яснова нерассердилась. Иеще кое-что. Тыуже раз двадцать повторила «Чтотут непонятного?». Повторишь вдвадцать первый– засчитаю задва пфуя исделаю больно. Понятно? Нучто тызастыла, какштурмбанфюрер наплацу? Хотябы кивни дляначала…
Захава поспешно кивнула.
–Окей…– я отодвинулась иснова защелкнула ремень.– Теперь давай процвета.
–Это… это…– струдом протискивая слова сквозь осипшее горло, начала Захава.– Это какбы разные фракции. Новсе они анархисты иживут водном сквоте. Яих все перепробовала. Укаждой группы свой флаг. Он двуцветный. Черный там обязательно, потому что все мы анархисты, тоесть засвободу. Адругая половинка… ну, тут есть отличия. Типа, вприоритетах. Вот мы, зеленые,– заправа животных. Унас вкоманде все веганы, враги мясоедов итак далее. Есть еще анархо-феминистки– там фиолетовый. Ауквир-анархистов– сиреневый…
–Укого?
–Уквиров, что тут непо… Ой, извини, яне хотела, само вырвалось!– спохватиласьона.– Квиры– геи, лесбы, трансы, флюидные итак далее. Эти засвободную любовь всех совсеми, примерно так. Против капиталистического засилья стрейтов…
–Погоди,– перебилая.– Что тымне все провеганов дагеев… Мне нужны настоящие парни– те, которые дерутся. Те, которые готовы стрелять. Такие увас есть?
Захава посмотрела наменя, какнаидиотку. Все-таки эти типы поразительно быстро восстанавливают свою фирменную наглость.
–Тогда тыпопала внужное место,– уверенно проговорилаона.– Дерутся унас все. Вообще все– ивеганы, иквиры, ифеминистки, икоммунисты. Истреляют тоже, если понадобится. Зря хвастать небуду: невсе мытак хороши вэтом деле, какстриты, ноэто, считай, спецназ. Там вообще сплошные рембо.
–Стриты?
–Стритфайтеры, уличные бойцы. Ихфлаг черно-черный… Авот инаш сквот. Приехали.
Гнездо мюнхенской анархии помещалось, какиположено гнезду, наразвилке– только недревесных ветвей, аулиц– вРиттергате, старом окраинном районе обветшалых многоквартирных домов, частью назначенных наслом иликапремонт, частью пребывающих впроцессе оного, частью уже обновленных. Последняя категория, какяузнала немного позже, пока еще пустовала– подвум причинам. Во-первых, никто нехочет вселяться вквартиру, пососедству скоторой вздымаются клубы цементной пыли, крутятся чаши бетоновозов, ибашенные краны, брезгливо вытянув длиннющую стальную руку, проносят туда-сюда железобетонные блоки, поддоны скирпичами иконтейнеры состроительным мусором.
Во-вторых, причем ничуть неменьше, чем «во-первых», потенциальных жильцов отпугивало соседство иного рода– человеческое, апотому существенно более опасное, чем шумная стройка, ревущие машины илипещера ссаблезубыми тиграми. Примерно половину ждущих ремонта выселенных домов занимали так называемые «нелегалы»: иммигранты изСудана иЭритреи, Центральной Африки иНигерии, Сирии иИрака, Турции иАфганистана. Почти все они подороге сюда хлебнули уйму бед иневзгод: многодневные переходы впустыне, драки закусок хлеба иглоток воды, атакже ежеминутное упорное выживание плюс постоянная готовность ударить локтем иоттолкнуть илисамому быть оттолкнутым, выкинутым изпоезда, сброшенным вводу.
