Вход водвор загораживал широкоплечий парень вшляпе исюртуке. Наменя он несмотрел, только наМики, ноябыла кэтому готова. Теила предупреждала, что главные тут– мужчины, атетки приних– так, типа необязательного украшения.
–Ктотакой?
Мики мрачно молчал, по-видимому прикидывая, куда бить сначала– вкадык илипо надкостнице.
–Мики Шварц,– поспешно вставилая.– Нам назначено.
Парень сверился сблокнотом ипосторонился. Мывошли втесный маленький дворик, где было черно отшляп исюртуков. Вдоль одной изстен поднималась кдвери второго этажа узкая металлическая лестница, забитая людьми отнижней доверхней ступеньки.
–Ктотакой?
Я обернулась. Нанас, тоесть наМики, смотрел еще один широкоплечий гвардеец– точная копия первого. Меня, какипрежде, игнорировали.
–Мики Шварц,– еще раз ответилая.
–Пойдем…– парень взял Мики зарукав иподвел нас клестнице.– Стой здесь, жди своей очереди.
Мики смотрел еще мрачнее, имне стало страшно, что онвдруг выкинет какой-нибудь фортель илипросто плюнет иуйдет. Яласково взяла его подруку.
–Милый, потерпи, ладно? Нучто тебе стоит?
Очередь продвинулась наодну ступеньку, мытоже шагнули вверх.
–Тымне заэто ответишь,– хмуро пообещал Мики.– Зналбыя, что придется ждать так долго…
Стоявший ступенькой выше мужчина всветлом дорогом плаще понимающе улыбнулся:
–Да, краву так просто непопадешь. Сколько выждали?
–Восемь месяцев,– совралая.
–Ещеповезло,– тоном знатока сообщил плащ.– Меня впервый раз пригласили только через год слишним.
–Таквыздесь уже бывали?– обрадоваласья.– Что там внутри? Почему дом такой маленький?
–Маленький?– озадаченно переспросил мужчина.– Втаких домах почетыре квартиры. Раву принадлежит одна, навтором этаже. Кухонька, гостиная идве спальни. Всего метров сорок, небольше. Вовремя приема онсидит вгостиной.
–Ичто? Надо рассказать ему, вчем дело?
–Поднимайтесь!– крикнули сзади.
Мы поднялись еще наодну ступеньку. Мужчина вплаще рассмеялся:
–Нет, рассказывать ничего ненадо. Рав итак знает, что кчему.
Мики явственно скрипнул зубами. Это был совсем плохой знак, ия поспешила заглушить скрежет следующим вопросом:
–Знает? Откуда?
–Оттуда…– мой собеседник многозначительно ткнул пальцем внебо.– Поэтому онзаранее знает всё. Хотя иногда нуждается внебольшом пояснении. Втаких случаях Берко шепчет ему наухо.
–Берко?
–Еговнук. Онвсегда стоит рядом скреслом. Нообычно пояснений нетребуется. Рав благословляет, желает удачи– идело вшляпе!– мужчина опять рассмеялся ипохлопал себя покипе.– Браха ве-ацлаха! Итогда уже можно смело заключать любую сделку! Яза этим сюда иприхожу. Как-то раз хотел подписать важный договор безблагословления– ичто выдумаете? Сорвалось!
–Поднимайтесь, чего встали!– снова подтолкнули нас задние кстолу, мужчина примерился было усесться, норав едва заметно шевельнул указательным пальцем, ивторой гвардеец немедленно потащил просителя квыходу– всопровождении, впрочем, заветного однократного «буа». Услыхав благословение– скорее, спиной, чем ушами– мужчина обернулся. Лицо его сияло, глаза блестели радостью; прежде чем исчезнуть задверью, онеще успел вымолвить начальные слова глубочайшей благодарности. Поразительно, сколько счастья может доставить взрослому, солидному иявно небедному человеку обычное старческое рыгание…
–Чего встали?– прошипел входной гвардеец.– Проходите! Тысадись, тыстой. Ну?! Вперед, вперед!
Первое– сидячее– «ты» относилось кМики, второе– стоячее– комне. Неслишком вежливо, нояуже поняла, что присутствие женщины тут замечают лишь побезвыходной необходимости. Мывошли. Мики недоверчиво потоптался возле табуреточки, явно сомневаясь вее надежности, новитоге все-таки сел. Мы одновременно вздохнули: я– соблегчением, табуреточка, напротив,– подтяжестью моего мужа. Рав Каменецки молчал, зато зашевелился благоговейный черный угол сзади ислева отего кресла. Поизумленному выражению бородатых лиц японяла, что происходит что-то экстраординарное.
Действительно, судя подвижению очереди, редко кто задерживался тут больше чем натридцать-сорок секунд, анекоторым ивовсе недавали присесть– как, например, светлому плащу. Амы сМики… Конечно, яне осмеливалась смотреть начасы, да ивремя, похоже, текло вэтой комнате иначе, но, судя повсеобщей неловкости, минута уходила заминутой, арав все молчал имолчал, бессмысленно уставившись вобшарпанную противоположную стену. Наконец он шевельнул пальцем. «Сейчас нас вытурят!– мелькнуло вмоей голове.– Возможно, даже безрыгания…»
Новыходной гвардеец даже непошевелился; вместо него пришел вдвижение Берко. Он приблизил ухо кстарческим губам ивслушался вих шевеление, азатем, выпрямившись, что-то коротко прошептал стоящему рядом бородачу. Тот кивнул иповторил действие сосвоим соседом. Так, отбороды куху, указание постепенно добралось додвери, ведущей, наверно, вспальню, иисчезло заней. Внешне это очень напоминало беспроволочный телеграф– небыстрый, зато кошерный. Воображение принялось рисовать мне нескончаемую шеренгу черных бородачей, тянущуюся издома рава Каменецки поулицам Бней-Брака– идальше, натель-авивские проспекты– иеще дальше– пообочинам скоростных магистралей– иеще, иеще, иеще– поверх границ, стран иконтинентов, кнекой неведомой цели…
Какраз вмомент, когда я задумалась отом, каким макаром они преодолевают океан, изкомнаты вынесли стул. Обычный стул сгнутой спинкой– изтех, какие называют «венскими». Гвардеец почтительно установил его между креслом итабуреткой, увеличив таким образом количество мебели вкомнате сразу натридцать процентов. Гм… натридцать илинадвадцать пять? Яеще занималась подсчетами, когда рядом послышалось:
–Госпожа. Госпожа, пожалуйста, садитесь.
Садиться? Мне? Мне, которую прежде упорно незамечали? Это приглашение казалось настолько невероятным, что яна всякий случай огляделась. Нет, вовсей окрестности, тесно уставленной столбами беспроволочного телеграфа, ненаблюдалось ниодной госпожи кроме меня. Чтож, гулять так гулять. Яс достоинством уселась, перевела царственный взор нарава иостолбенела. Изего рассеянного старческого взгляда исчезла прежняя белесая муть; теперь наменя смотрели ясные, острые, пронизывающие, поразительно молодые глаза. Еслибы стул небыл венским, онибы пришпилили меня кспинке, какбабочку, атак всего лишь парализовали. Неснимая меня сэтой невидимой булавки, старик поднял руку итихо, ноявственно произнес, указывая внашу сторону кривым отартрита пальцем:
–Йоханан Гелт!Буа!
Вследующее мгновение взгляд погас, рука упала настол, ако мне вернулась пропавшая было способность двигаться. Берко мигнул гвардейцу, итот похлопал Мики поплечу:
–Быстрее, вставай, быстрее…
Навыходе я оглянулась; венский стул тоже уносили назад, возвращая комнате ее изначально скупую обстановку: стол, кресло, табуреточка…
