Кто-то толкнул меня вбок.
–Надевай, что тыстоишь, какстолб! Выступаем!
«Господи!– мысленно взмолиласья.– Сделай так, чтобы обэтом никто неузнал! Пожалуйста, Господи! Никто, особенно Мики. Иначе онзасмеет меня насмерть, амне так хочется жить. Уменя только-только начало налаживаться, пожалуйста, Господи…»
–Надевай! Ну?! Ивозьми плакат!
Я выдохнула ипросунула голову туда. Получилось совсем нестрашно: наверняка впервый раз было намного больнее.
–Вперед, вперед!
Размахивая знаменами иплакатами, мы двинулись ккирхе, прямиком наполицейских. Защелкали затворы фотоаппаратов, телекамеры переключились сэкранных див нанаши… гм… головные уборы. Налицах ментов отчетливо читался ужас. Неисключено, что кто-то изних уже мысленно смирился сперспективой быть проглоченным тем, куда его уже нераз посылали. Нонаша наступающая цепь милостиво остановилась, недоходя примерно десяти метров. Вруках Менструазы Саган взвизгнул мегафон.
–Ватиканский поп– марионетка патриархального капитализма!– неожиданно грубым голосом прокричалаона.
–Поп-марионетка!– хором повторили камрадки.
–Джизус– вагинетка!– ответно прорычал мегафон.– Долой угнетение вагин!
–Долой!– нестройно завопил хор, перед тем какперейти наболее-менее слитное скандирование:– Поп-марионетка! Джизус– вагинетка!
Мыпроорали эту бессмысленную чушь раз сто, неменьше, ияуже начала думать, что этим все изакончится, нотут заиграла музыка, двери кирхи распахнулись, иоттуда выбежала стайка празднично наряженных детей– лет, наверно, подесять. Нетерпеливо заглядывая внутрь, они расположились пообе стороны портала; укаждого через плечо висела наперевязи узорчатая сумка. Музыка стала слышнее, инаконец наступени кирхи всопровождении гостей вышла красивая пара: высокий стройный жених всолидном фраке иневеста, одетая вточности так, каконо иположено принцессам волшебных сказок. Стоявшие побокам дети только того иждали: они немедленно принялись свеселыми криками осыпать новобрачных лепестками цветов.
Это была свадьба. Настоящая свадьба. Принято считать, что каждая девочка мечтает онастоящей свадьбе. Понятия неимею, такли оно вдействительности, нов отношении меня– верно навсе сто. Ямечтала, даже очень мечтала освадьбе совсеми ее непременными причиндалами: сотнями гостей, фотографами, празднично украшенным залом, серебром настолах– и, главное, сплатьем. Да-да, сослепительно-белым платьем невесты, тоесть меня. Эта белизна казалась мне чрезвычайно важной– возможно, потому что вмоем непосредственном окружении господствовала грязь. Грязь улиц, грязь языков, грязь домов, мерзкая ибезжалостная человеческая грязь. Мой первый муж Мени Царфати начал наш «роман» сизнасилования; хотя, думаю, еслибы я потребовала сыграть «настоящую свадьбу», онбы нестал возражать. Нояне захотела: белоснежное платье невесты несовместимо сгрязью насилия. Поэтому мы провернули свое бракосочетание, что называется, по-быстрому.
Потом появился Мики ивытащил меня изгрязи. Сним тоже неполучилось свадьбы– вообще никакой. Онпросто объявил мне, что мыженаты, вручив приэтом выправленные задним числом документы сновым именем иновой биографией. Сего точки зрения, свадьба была излишней формальностью, обременительной инелепой. Ияснова нестала настаивать. Номечта… мечта никуда неделась. Детская мечта, оставшаяся мечтой,– это каккенгуренок, цепко держащийся вкармане материнской души. Всякий раз привиде свадьбы меня охватывает странный трепет, ияне могу оторвать глаз отбелого платья не-весты.
Всякий раз…– нораздавшийся прямо надмоим ухом грубый рык мегафона, какгрубый пинок подзад, вернул меня кгрубой реальности. «Очнись, дура!– рычал мегафон.– Ты нетам, наступеньках, вбелом платье, вокружении завистливых подруг идетей, забрасывающих тебя цветами. Тыздесь, вшеренге дебильных старых дев итрюхнутых молодых идиоток, ана твоей дурной башке– то, чье название неприлично произносить вслух! Кактысюда попала, зачем, почему?»
Но, конечно, насамом деле мегафон изрыгал совсем другие слова.
–Долой буржуазный институт брака– основу патриархального угнетения!– проорала Менструаза Саган.– Долой капиталистическую семью– могилу женского равноправия! Брак– наш враг!
–Брак– наш враг!– хором повторили камрадки.– Брак– наш враг!
Свадьба, застряв наступеньках, растерянно взирала нанашу орущую фиолетовую банду сумасшедших. Внутри кирхи еще оставалось довольно много гостей, ноони немогли выбраться наружу, потому что вышедшие раньше опасались спуститься наплощадь, анебольшая паперть просто невмещала всех. Стоявший справа отжениха коренастый парень шагнул вперед. Взятый напрокат фрак сидел нанем, какскрипач натракторе.
–Полиция, сделайте что-нибудь!
Менты даже нешевельнулись. Поарене творящегося безобразия свободно двигались теперь только фотографы ителеоператоры: искали ракурс, заходили справа, заходили слева, приседали, вставали нацыпочки.
–Семья, семья, семья!– завела Менструаза.
–Мужнасильник, жена свинья!– дружно откликнулись камрадки.– Брак– наш враг! Жена свинья!
Невеста потянула новообретенного спутника жизни назад вкирху. Незнаю, что ясделалабы наееместе. Подвенец обычно идут безогнестрельного оружия. Наверно, выломалабы доску изближайшей скамьи ипошлабы косить сплеча. Девушки изДжей-Эф-Кей нелюбят, когда пачкают ихзаветную мечту. По-моему, коренастый парень испытывал что-то подобное. Возможно, онбыл влюблен вневесту– говорят, это распространенное явление среди свидетелей жениха. Вовсяком случае, сравнение сосвиньей задело его ненашутку. Еслибы нементы, парень уже давнобы выбил уМенструазы еечертов мегафон.
–Заткнитесь, мерзавки!– прокричал он, вырываясь изполицейских рук.– Сумасшедшие недотраханные коровы! Заткнитесь!
Итут… тут произошло нечто совсем невообразимое. Меня трудно потрясти гадостями–уж больно много их яповидала засвою недлинную жизнь, ноэта гадость была одной изсамых гадких. Всвадьбу полетели комья грязи. Лишь тогда японяла, зачем камрадки принесли ссобой термосы сшироким горлом– изтех, вкаких берут горячую пищу напикники. Только тут речь шла неопище, аогрязи– жирной, густой, омерзительной. Незнаю, что они туда намешали– возможно, свиное дерьмо, потому что вонь стояла нестерпимая.
Первый грязевой снаряд прилетел прямиком набелую манишку коренастого свидетеля. Заним– еще иеще комки. Яне видела, куда попало большинство изних: мой взгляд был прикован кбелому платью, красплывающемуся нанем отвратительному пятну. Сволочные анархо-феминистки осквернили платье невесты, осквернили мою детскую мечту. Еслибы это продолжалось чуть дольше,я, наверно, набросиласьбы наних. Яобломалабы древки черно-фиолетовых флагов обих костлявые спины. Я запихнулабы мегафон Менструазы целиком вее поганую глотку. Но, ксчастью, гости опомнились раньше, чем прошло мое остолбенение.
Яростно взревев, свадьба устремилась ватаку. Парадные костюмы ивыходные платья ведином порыве ринулись нафиолетовых гряземетательниц– ивмомент прорвали слабую полицейскую цепь. Ввоздухе замелькали кулаки, помостовой, целуя ее гипертрофированными большими ималыми губами, покатились наши постыдные «шапки», истерически завизжал исмолк мегафон. Думать окаком-либо сопротивлении неприходилось: наверно, так стая разъяренных баварских вепрей штурмует чересчур самоуверенных охотников. Чудом увернувшись откогтей иклыков одной избелокурых кабаних, я отскочила всто-ронку.
