Старик развел руками.
–Амне– напослезавтра,– позлорадствовалая.– Даеще извинились, что завтра неполучается.
Дядюшка Созавистливо покачал головой:
–Нувот, видите, насколько выважнее меня. Выходит, незря ярешил навас посмотреть, перед тем как… гм… Вобщем, меня так ине удостоили чести лицезреть бывшего лагерного дружка. Наверно, надо было соглашаться наполтора года, ноярешил обидеться. Непотому, что уже тогда был самым богатым имогущественным человеком вмире. Вконце концов, совместное прошлое тоже кое-что дазначит… н-да…– онснова подобрал состола мою записку.– Н-да, Джон Голт. Япрочитал книгу Алисы впятьдесят девятом году, почти полтора десятилетия после Бухенвальда.
–Алисы?– переспросилая.– По-моему, еезвали иначе. Эйн как-тотам…
–АйнРэнд– псевдоним,– перебил меня он.– Близкие друзья, иявтом числе, называли ее понастоящему имени: Алиса Розенбаум. Великая женщина, настоящий Джон Голт. Ты, мейделе, ей вподметки негодишься, хотя исмеешь называть себя Джоном. Н-да… Типичная израильская хуцпа. Чтож, вот ипоговорили.
Он побарабанил пальцами постолу ипотянулся ктелефону. Наигрался, сейчас позовет своих псов, понялая.
–Можно задать вам вопрос, мистер Соронс?
Дядюшка ссомнением взглянул наменя; мыслями онуже был где-то вдругом месте.
–Спрашивайте,– проговорил онпосле некоторого колебания.– Могули яотказать женщине, которую сам рав Каменецки принял всего через двадня?
–Зачем выэто делаете?
–Что«это»?
–Нувот… всё это!– выпалилая.– Зачем даете деньги террористам ибандитам? Длячего вам ублюдки вроде Маккалифа иТуты? Что увас общего сфашистами из«Антифа» ис расистами изBLM, если вся ваша семья погибла вовремя Катастрофы? Выведь мальчиком пережили лагеря нацистов… Иесли эта Алиса была вашим другом, почему выпротив Джона Голта?
Дядюшка Соулыбнулся иотложил телефон.
–Счего вывзяли, что япротив, мейделе?– сказал он.– Яза. Категорически за. Просто дляэтого еще непришло время. Сначала надо устроить потоп.
–Потоп? Какой потоп?
–Всеобщий, мейделе. Всеобщий потоп. Прежде надо утопить всю человеческую мерзость, чтобы затем немногие уцелевшие могли выбрать своего Джона Голта иначать все заново. Видители, ядал клятву своему брату Нафтали, когда онумирал отистощения вБухенвальде задве споловиной недели доприхода американцев. Нафтали просто недотянул. Янек– теперь рав Каменецки– был очень раздосадован изол. Зол наменя. «Чтотыревешь, шлимазл?!– кричал он.– Знаешь, почему Нафтали умер? Онкаждый день отдавал тебе треть пайки. Только непритворяйся, что незнал!» Ноя действительно незнал, мейделе. Брат втирал мне, что получает хлеб започинку одежды: онумел шить. Я действительно незнал, н-да…
Онзамолчал.
–Ивы поклялись…– осторожно напомнилая, выждав приличную паузу.
–Что?– рассеянно переспросил старик.– Поклялся? Ах да, поклялся. Нафтали взял сменя клятву мстить. «Отомсти заменя,– сказал он.– Замаму иза отца. ЗаСрулика, Басю, Дова-Бера, Липу-Зеева, Фейгу иМенахема-Мендла. Занашего великого деда– раввина Люблинской йешивы. Занаших дядьев, теток иих детей– наших двоюродных братьев исестер». Перед смертью он подсчиталих, мейделе,– только самых близких. Вышло пятьдесят девять человек, считая его самого. Ябыл шестидесятым, единственным уцелевшим. Ия, конечно, поклялся. Да иктобы непоклялся намоем месте?
–Тогда совсем непонятно,– сказалая.– Выведь мстите нетем, кому надо мстить…
Старик медленно покачал головой. Вего выцветших серо-голубых глазах загорелся недобрый огонек.
–Нетем, а?– снапором повторил он.– Акто «те»? Разве Гитлеру непомогала вся Европа? Разве украинские, русские, литовские полицаи были лучше нацистов? Разве сталинские большевики неуничтожили десятки миллионов людей? Разве Америка ненаживалась наэтой войне? Разве арабы непредлагали немцам союз? Разве проклятый доктор Кастнер, посланец сионистов, несотрудничал сЭйхманом? Виновны все, мейделе,– все, безединого исключения! Один философ сказал, что после Аушвица нельзя писать стихи. Ха! Стихи! Тоже мне, великая жертва! Кого волнуют стихи? После Аушвица нельзя жить! Понимаешь? Нельзя жить! Надо стереть все это подлое человечество слица земли иначать сначала– какнекогда библейский Ноах сосвоим ковчегом. Именно это я иделаю, мейделе: стираю слица земли человечество.
–Но… как…– только исмогла вымолвитья.
–Атебе еще непонятно как?– вдруг отозвался Мики.– Дапроще простого. Обрати внимание, кого финансирует его Фонд. Длятого чтобы повернуть нашу жизнь вспять, необязательно бросать бомбы– достаточно поощрять тупых неграмотных погромщиков игнобить таланты, убивать ипреследовать умных. Технология имедицина продлевают жизнь? Значит, надо натравить наЕвропу исламских шахидов, африканских беженцев, местных террористов. Меняется климат? Значит, надо нанять крикунов, которые уничтожат энергетику– хлеб экономики, наш единственный шанс уцелеть. Основа человеческого общества– семья? Значит, надо развалить семьи, поощрять аборты, затоптать рождаемость гейпарадами. Люди выглядят чересчур сытыми издоровыми? Значит, надо запретить мясную пищу, извести скот, анас заставить жевать траву… Тьфу, пакость!
Дядюшка Созахлопал владоши:
–Айдаингеле! Ай дамолодец! Все правильно растолковал. Недумаю, что увижу, какэта так называемая цивилизация рухнет. Наверно, это случится непри моей жизни, ажаль! Н-да… Ноначало положено, ине только начало. Мои термиты уже повсюду: они жрут стены изнутри, подтачивают балки, грызут перекрытия… Имножатся, множатся, множатся… Правда, ихрожают неженщины, астрах– страх перед моей силой, нотак даже лучше, надежней. Снаружи кажется, что дворец стоит целехонек; никто даже недогадывается, что бревна уже почти пусты– что они превратились втонкостенные трубки! Еще немного, еще чуть-чуть– иобрушится все здание! ИНафтали, гдебы он нибыл сейчас, порадуется, глядя наэту картину!
Он уставился нанас иперевелдух.
–По-моему, высошли сума, мистер Соронс,– проговорила япосле продолжительной паузы.– Вы буйнопомешанный, этот… какего?.. Милый, какназывают маньяка-поджигателя?
–Пироман,– подсказал Мики.
–Вот! Буйнопомешанный пироман!
Старик улыбнулся:
–Ах, мейделе, мейделе… Мой вам совет: попробуйте реально оценить ситуацию. Внастоящий момент она такова: вмоих руках три четверти мира, аваши нежные ручки крепко прикручены кжелезному стулу. Так ктоже изнас умнее? Н-да… Скажу откровенно: вымне намного симпатичней, чем мои термиты. Яирадбы вас пощадить, нонемогу. Пока неначался потоп, самые умелые, храбрые идостойные должны погибать первыми– ведь только они способны помешать тупицам исволочам уничтожить весь род людской. После потопа вам иДжону Голту ценыбы небыло, нонесейчас. Сейчас вы– помеха, противники, допотопные существа. Единственное, что могу обещать: это закончится безмучений. Хотябы вблагодарность занашу приятную беседу.
Дядюшка Соснова потянулся ктелефону. «Сейчас все кончится», подумала яи, вздохнув, виновато посмотрела наМики. Онответил мне прежним ободряющим взглядом, чей смысл был понятен безслов. «Всевпорядке, девочка…– говорил этот взгляд.– Главное, небойся. Мыведь знали, начто идем, правда? Когда-то это должно было случиться. Издержки профессии…»
